Настроение поднялось, ведь всего за пару часов я положу в карман «десятку». Если учесть, что среднемесячная зарплата по стране в то время не превышала 80–85 рублей, то согласитесь, прибавка существенная. Тем более, что в последние дни у меня туговато было с деньгами, все никак не мог из долговой ямы выбраться, вот уже третий месяц не удавалось выкроить три рубля, чтобы отдать занятую сумму, соседу по коммуналке, Николаю Сайгушеву.
Вот и сегодня в кармане всего несколько копеек имелось. Подсчитал, на обратную дорогу не хватит. Это я к тому, что может «вечер» сорваться и тогда придётся с пустыми карманами возвращаться домой.
Вот и решай — ехать или нет? Дорога не близкая, и в случае, если председатель колхоза народ на полях задержит, особой радости не доставит семнадцать километров обратно топать. К тому же и погода не ахти какая, все утро моросит и небо заложено черно-багровыми тучами, вот-вот прорвёт.
А заранее узнать нет никакой возможности, в селе только один телефон в кабинете председателя, куда он лишь при надобности заходит.
Вот и получается — не ехать, значит, наверняка без «десятки» остаться, да и Раису Степановну подвести можно. Председатель колхоза Василий Петрович, ушлый такой, узнает, что «лектор» не приезжал, сразу начнет права качать: народ, мол, собрали, сидели, ждали... Эх, была не была! Наскоро одеваюсь, хватаю зонтик и айда на автовокзал.
По дороге в Заречное водитель автобуса ошарашил пассажиров: проезжая по селу Саблино, воскликнул:
— О! Десять копеек валяются, сейчас подберём!
«Ничего себе зрение!» — удивился я. И пассажиры в недоумении стали друг на друга поглядывать, словно бы убедиться желали, что не ослышались. А водитель, проехав ещё несколько метров, притормозил перед мужчиной, тот стоял у обочины с поднятой рукой. Оказывается, за долгие годы работы водитель запомнил маршрут каждого потенциального пассажира и теперь смотрит на людей сквозь призму получаемого дохода. Иван — это 15 копеек, Людмила — 25 и так далее.
Появилось село Заречное, и у меня сердце затрепетало.
Ещё пару минут — и предполагаемое оживление у сельского клуба ответит на вопрос: быть или не быть мне в хорошем настроении, домой возвращаться пешком или, слегка расслабившись, в автобусе, мирно беседовать с соседом по скамейке. Но у клуба ни души. И на доске мероприятий у входа никакого объявления нет...
Увы. Всё ясно. Нет так нет, что поделаешь? Обломилось. Вполне ожидаемо было. На чудо понадеялся. Но по инерции продолжаю движение к клубу, и все ещё не верится, думаю, вот сейчас подойду, открою дверь, а там полно народу — меня ждут, и тут же молоденькие колхозницы начнут трепетно и очарованно меня разглядывать. А может быть, и аплодисменты последуют — авансом.
Поднимаюсь по покрытым плотным слоем пыли, каменным, заросшим мхом ступенькам. Приближаясь к массивной двери, с опаской шепчу себе под нос: «Может, и дверь наглухо закрыта?»
Но нет, со скрипом открывается. А в коридоре ни души и зловещая тишина. На этом моё настроение окончательно падает. В узком коридоре клуба растаяла моя последняя надежда. Там, в безмолвном пространстве, царил полумрак, лишь две лампочки мерцали: первая у двери и вторая, едва видная, в конце коридора под потолком.
И абсолютное спокойствие, как в аптеке, когда в очереди женщин нет.
Вдоль стен по коридору высокие глухие двери, то ли серого, то ли голубого цвета. Подхожу к первой - заперта. Прохожу дальше с кислой миной на лице и машинально за ручки хватаюсь. С уменьшением количества дверей, на нет сходит и надежда на комфортабельное возвращение домой.
Теперь уже хочется хотя бы кому-нибудь в глаза с укоризной посмотреть, прежде чем выйти на большую дорогу и браво маршировать, напевая песенку индийского бродяги из фильма “Господин 420”: - Аварая-у-у-у!..
Передо мной последняя дверь. Я затаил дыхание и прислонил ухо - прислушиваюсь, что там, за дверью творится? Есть ли хотя бы одна душа живая? Но... ни звука, полная тишина. Теперь уже без всякой надежды сжимаю ручку и, что есть силы, тяну её на себя.
На этот раз дверь, (о боже, какое счастье!) подаётся и постепенно открывается, обнажая внутренний интерьер небольшой полутёмной комнаты. В углу стоит, рабочий стол, заваленный папками и подшивками пожелтевших газет и журналов. За ним сидит, на деревянном стуле с высокой спинкой, женщина, неопределенного возраста c копной растрепанных волос.
Прищурив глаза, она, не отвечая на моё приветствие, спрашивает:
—Карапетян?
Услышав утвердительный ответ, радостно встает с места и начинает щебетать:
— Уж вы извините нас, так получилось, кукуруза не убрана, а на завтра обещают ливень. Нам так неловко, и Василий Петрович просил от своего имени, он еще позвонит Раисе Степановне. Мы так ждали вас. Нам о вас из «ХХ съезда» (Не путать! Так село называется) рассказали. Им очень понравилось, они просто в восторге, и мы мечтали этот восторг пережить, на собственной шкуре испытать восторженное состояние от общения с вами.
Стою подавленный, поёживаясь от её дежурных фраз и скрашиваю её речь словами «ничего, бывает», «я вас понимаю». А про себя думаю: «Хотя бы чаем угостила, сесть пригласила, а потом всю эту ерунду порола». Но вот она запнулась и, словно бы что-то вспомнив, спросила:
— Путевки у вас с собой?
— Да.
— Как хорошо, давайте cюда.
Достаю путёвки и, подойдя к столу, кладу перед ней два красочно оформленных листа. Она же, не обращая на меня ни малейшего внимания, начинает торопливо их заполнять. Затем достает амбарную книгу, вносит туда номера путевок, добавляет мою фамилию и оборачивается ко мне:
— Вот здесь распишитесь.
Услышав это, я мысленно возмутился: «Ну это уже хамство высшей степени. Ей бы лишь галочку поставить, а там хоть трава не расти, главное, отчитаться о проделанной работе. Мне-то что с этого?»
Мелькнуло в голове желание не подписывать. «Ну, не подпишу, — продолжаю я размышлять, — как только выйду за дверь, она вместо меня распишется и дело с концом. Кому какая забота, был литературный вечер или нет!»
А потому потухшим голосом спрашиваю:
— Где нужно расписаться? — хотя вижу свободное место для подписи.
Она, не торопясь, выбирает в, почерневшем от времени, гранёном стакане, среди ручек, двух чайных ложек и покрытого пылью шприца, карандаш - и подчёркивает свободное место напротив моей фамилии.
Я ставлю свой, производящий, как мне кажется, солидное впечатление, автограф и решительно разворачиваюсь, чтобы как можно скорее покинуть это неприветную даму, выйти наружу и глотнуть свежего воздуха.
Вдруг слышу за спиной:
— Куда же вы, подождите!
Я, с трудом сдерживая себя, оборачиваюсь, так и тянет рявкнуть:
— Где-то ещё нужно расписаться?
И действительно, следующим движением она открывает сейф и, чертыхаясь и поминая кого-то недобрым словом, начинает копаться и переставлять папки с места на место. Наконец, она выудила из сейфа нужную амбарную книгу и принялась её листать.
Я, опережая события, беру ручку в руки, чтобы как можно быстрее выполнить очередную прихоть этой, как бы помягче выразиться, бестактной женщины. А она, не обращая внимания на моё мрачное настроение, продолжает что-то невнятно повторяя и раздражаясь, листать амбарную книгу, время от времени слюнявя пальцы. Эта канитель затягивается и грозит вывести меня из терпения. В голове вертится мысль: «А не сказать ли ей, мол, потом сами распишетесь, у меня нет возражений и, не прощаясь, уйти. Мне ведь теперь топать и топать».
И только я начал вполголоса мямлить задуманную фразу, как она открывает очередную страницу, на которой лежат две новенькие купюры достоинством по пять рублей каждая. Она берёт их в руки, умело прощупывает, не прилипли ли снизу ещё, и протягивает мне.
— Как! — опешил я.
— Вы уж простите нас, — продолжает она извиняться, — так получилось, нам крайне неловко…
И... торопливо пропихивает две «пятерки» в мою ладонь.
Но я не слышу её. Нащупав в руках инородное тело, пытаюсь осмыслить происходящее, продолжая лихорадочно шевелить мозговыми извилинами, расположенными в голове, выдавливаю из себя: так я могу идти?
— Конечно, конечно. И простите нас, но мы вас обязательно ещё пригласим.
Я разулыбался, закивал головой, мол, всегда к вашим услугам и, кособочась, медленно передвигая ноги, направился к выходу. Дверь с ужасным скрипом поддалась и я, всё ещё не веря своему счастью, с тревогой ожидая взволнованного оклика за спиной, мол, ошиблась, пожалуйста, верните деньги, протиснулся в образовавшийся проём и вырвался на свободу, то есть, оказался в коридоре. Руками придерживая дверь, затаив дыхание, помог ей бесшумно вернуться на место. Услышав щелчок замочного язычка, резко развернулся и торопливо зашагал к выходу.
Только выбравшись наружу, я с облегчением вздохнул полной грудью и воскликнул: - Ну и чудо!
И не скрывая своего восторга и изумления, уже не обращая внимания на, покрытые плотным слоем пыли, ступеньки, ощущая всем телом и душой две новенькие купюры в кармане, отправился на автовокзал...
Такая вот история приключилась со мной. А ещё говорят, чудес не бывает. Нет, бывают чудеса. И я этому свидетель!
Ваагн Карапетян
