- Кто это там? – спросил Анхель, больше ради приличия, как бы давая понять, что гость был замечен.
- Это я, мастер, Гертруда, - прозвучал робкий ответ, после чего она, наконец, вышла из тени на свет, пробивавшийся через небольшое окно высоко под крышей.
- Надо же, Герта, как ты выросла, - сказал Анхель, бросив на девочку только лишь беглый взгляд, после чего снова отвернулся к своему верстаку, - проходи, располагайся.
Она кивнула и вышла на свет. Тонкая и хрупкая, ее ступни, облаченные в сандалии на босую ногу, аккуратно вышагивали по соломинкам, как бы стараясь обойти каждую из них, ни одну не повредив. Она села в старое порванное кресло так, будто садилась в него уже много раз, как если бы это было ее законное место.
Анхель снова взглянул на нее беглым взглядом и, одобрительно улыбнувшись, отвернулся к верстаку.
- Мастер, чем вы заняты? – спросила девочка, пытаясь разглядеть убранство стола, - я могу вам помочь?
- Нет, Герта, я уже заканчиваю. Ты лучше расскажи мне, как прошел твой год. Как школа? Что нового ты узнала за эти месяцы? Что интересного приключалось?
Она выпрямилась в своем кресле и еле слышно откашлялась, как бы готовясь начать долгое и захватывающее повествование, пусть и невероятно тихое, судя по ее голосу. Но тут петли вновь жалобно скрипнули. Присутствующие замерли в ожидании того, кто именно появится из-за высокого стога сена. Вариантов было всего два, и один из них явно доставлял неудобство Гертруде, которая затаила набранный было в легкие для повествования воздух. Через пару секунд из тени вышел высокий молодой человек.
- Добрый день, - безразлично промолвил он, стряхивая с плеча прилипшие к рубашке колосья.
Гертруда выдохнула с облегчением, и тут же залилась краской, поняв, что слишком уж явным был этот ее жест.
- А, Гастон, проходи пожалуйста, - сказал Анхель, вытирая руки грязным старым полотенцем, - Герта как раз собиралась поведать нам о том, как прошел год. Ты успел как раз вовремя.
Юноша кивнул, потом кивнул еще раз Гертруде, пытавшейся поймать его взгляд, но только на мгновение, чтобы сразу его потерять, а затем прошел к еще одному небольшому стогу и, взобравшись на него, сел, свесив ноги. Высокого роста, худой и немного сутулый. Когда его бледное лицо попало в полосу света, врывавшегося в помещение из небольшого окна под крышей амбара, Гертруда разглядела его глаза, каждый из которых был разного цвета.
- Продолжай пожалуйста, - обратился Анхель к девочке.
- Да, мастер, - тихо ответила она, снова еле слышно откашлявшись, - я вернулась в школу только в середине сентября. Родителя брали меня в путешествие, так что я много всего видела.
- Надо же, - заинтересованно произнес Анхель, - где именно вы побывали?
- Много где, мастер. Это был автобусный тур по нескольким странам. Мы были и в горах, и спускались к океану. Я побывала в Ватикане, впервые в жизни…
- Ну и как тебе Ватикан? Впечатляет?
- Да, мастер, он великолепен. Столько истории, и столько всего несказанного на таком маленьком клочке территории, да еще и посреди большого города. Я очень рада, что удалось туда съездить.
- А ты, Гастон? Ты был когда-нибудь в Ватикане?
- Да, мастер, - сухо ответил молодой человек, почесав затылок, - много раз.
- Почему же ты никогда не рассказывал об этом? – спросил Анхель, изобразив удивление.
- Вы, вроде как, не спрашивали. Я много где был. Мой отец – дипломат. Мы часто путешествуем.
- Это большое упущение с моей стороны, - с сожалением проговорил Анхель, - я обязательно попрошу тебя рассказать нам о местах, в которых ты побывал. Хотя бы за этот год. Уверен, нам всем было бы очень интересно послушать.
Гастон безразлично пожал плечами.
- Едва ли, это так уж интересно. И едва ли, это будет интересно всем.
- Мы обязательно проголосуем, и, я убежден, что большинство будет «за», - ответил юноше Анхель, после чего снова обратился к замолчавшей девочке, - продолжай пожалуйста. Что было дальше, после твоего возвращения?
- Так как я вернулась поздно, то пришлось наверстывать пропущенный материал. Это было сложно, но я справилась. Как вы учили, мастер.
Гастон впервые улыбнулся и покачал головой. Этот жест не остался незамеченным, ведь он и не задумывался таковым.
- Ты хочешь что-то сказать, Гастон? – спросил Анхель, обратив на это внимание.
- Да нет, мастер, что тут сказать? Гертруде пора бы уже повзрослеть, а она все еще мыслит, как десятилетний ребенок.
Гертруда вновь потупила взгляд. Ее бледно белая кожа даже в полумраке амбара приобрела багряный оттенок.
- Стало быть, ты уже повзрослел? – поинтересовался Анхель спокойным голосом.
Гастон выпрямил спину и взглянул на собеседника все тем же безразличным взглядом, что и прежде, только на этот раз исполненным гордости.
- Не скажу, что я уже взрослый, но мне уже хватает ума, чтобы отличать взрослых от не взрослых.
Анхель улыбнулся. Его морщинистое лицо покрылось еще более глубокими морщинами.
- Да, я помню, как в свои семнадцать лет тоже считал себя взрослым, - сказал он, поворачиваясь обратно к верстаку.
- Мастер, нам остался один год в школе, - продолжил спокойным монотонным голосом Гастон, - после этого мы, скорее всего, разъедемся в разные города…
- Что ты хочешь этим сказать, Гастон?
- Хочу сказать, что уже через год я не смогу всегда быть рядом, когда будет нужна помощь. Детство закончится. Всего триста шестьдесят пять дней.
- Прекрати, - больше попросила, нежели настояла Гертруда, - ты обижаешь меня.
- Прости, Гертруда, но это правда. На правду не надо обижаться. Ты застряла в подростковом возрасте. Для тебя нагнать месяц отставания по учебной программе – подвиг. Или может ты предпочитаешь не думать о том, что произойдет через эти триста шестьдесят дней?
- Все останется по-прежнему, - с трудом сдерживая слезы в своих больших глазах, проговорила Гертруда.
- Ну вот. Еще и обманываешь себя.
- А может это ты обманываешь себя, Гастон, - бросил от верстака Анхель.
- Я всегда предельно честен. Как с самим собой, так и с окружающими.
- Да, тут ты прав. Ты действительно честен. Но, может быть, это происходит без твоего ведома. Ну, например, ты убежден, что твоя помощь необходима Герте, и что она без нее не проживет. Что если это не так? Что если это просто твое мнение? Ошибочное мнение. Что если она не так беспомощна, как ты считаешь? А, может быть, ей просто нужно немного свободы, а? Чуточку меньше заботы. Или, может быть, обманом является то, что ты уедешь и не сможешь защищать нуждающегося в твоей защите важного, очень важного человека.
Гастон терпеливо слушал слова мастера, глядя ему прямо в глаза своим безразличным, ничего не значащим и не означающим взором. Он как будто отсутствовал тут в этот момент, или же прекрасно знал, что именно скажет Анхель в следующую секунду.
- Прошу меня простить, мастер, но вы это серьезно? – сказал он, - по-моему, вы тоже обманываете себя. Или вы забыли, кто и как относится к этой девочке со всеми ее странностями.
- Нет, Гатсон, я не забыл. Эта девочка, если ты забыл, могущественнее девяносто девяти целых и девяносто девяти сотых процентов людей на этой планете. Она совсем не так беспомощна, какой ты ее считаешь.
- Все верно, мастер, вот только волнуют меня не все эти люди, а та самая сотая доля процента. Именно в нее входит он.
Вверху под самой крышей что-то зашуршало, затем послышался звук открывшегося окна, на долю секунды тень окутала амбар, и через несколько мгновений с высокого стога у стены неторопливо спрыгнул еще один молодой человек. Он был не такой высокий, как Гастон, не такой статный и спокойный. Скорее наоборот, его небольшие темные глаза бегло перемещались по помещению, на мгновение задерживаясь на каждом из присутствующих, он двигался резко и порывисто, и даже его массивная грудь вздымалась от дыхания гораздо чаще, чем это было необходимо. В тени его силуэт вполне мог сойти за очертания какого-то дикого зверя, вроде крупной гориллы, кое-как стоявшей прямо на ногах. Молчание повисло в воздухе на долгие и тяжелые секунды. Взгляд вновь появившегося юноши остановил свое судорожное путешествие на Гертруде, казалось, полностью слившейся со старым креслом, в спинку которого она с силой вжалась. Казалось, что весь огромный мир сжался вокруг девушки.
- А, Бруно, мы уже заждались тебя, - сказал Анхель вошедшему и сделал шаг в его сторону.
Он хотел было протянуть руку, чтобы поприветствовать юношу, но тот молниеносным движением извлек из-за пояса какой-то длинный тонкий предмет и резким взмахом руки направил его на шедшего ему навстречу мастера. Но Анхель был готов именно к такому повороту событий, он обернулся вокруг своей оси, уйдя в сторону с траектории удара, а через мгновение оказался за спиной Бруно, схватив его за запястье вооруженной руки. Он потянул вверх руку, юноша согнулся, вскрикнув от боли, выронил предмет на пол. Анхель, все еще сжимая крепкое и широкое запястье, нагнулся и поднял свободной рукой тонкую палку длинной около двадцати сантиметров.
- Хм, интересно, - промолвил он, подняв выкрученную руку еще немного выше, как бы случайно, отчего Бруно снова издал жалобный писк, - очень интересно. Отличная концепция, концентратор. Что это, волшебная палочка? Интересно, но не слишком оригинально, как по мне.
- Она самая, - проскрипел, согнувшись пополам, Бруно, - я не гонюсь за оригинальностью.
- Великолепно! – воскликнул Анхель, вновь чуть подняв плененную руку, - сам додумался?
- Ну а кто мне подскажет? Отпустите руку?
- Зачем? Чтобы ты снова на меня напал?
- Не буду я на вас нападать. Просто хотел проверить, не потеряли ли вы сноровку за год.
- А если бы потерял? Что тогда меня ждало? – спросил Анхель.
Несколько секунд Бруно обдумывал варианты ответов, пытаясь отыскать именно тот самый, который позволит освободиться от болезненного захвата.
- Ничего вас не ждало. Я просто проверял. Отпустите руку.
- …пожалуйста.
- Пожалуйста.
Анхель отпустил запястье, продолжая рассматривать палочку в своей левой руке. Юноша выпрямился и размял затекшее запястье. Он снова устремил свой взор на все еще вжимавшуюся в кресло Гертруду. Это был не простой взгляд, он был наполнен злобой и ненавистью, настолько сильной, что, казалось, это ощущалось в воздухе. Затем он взглянул на Гастона, все так же флегматично наблюдавшего за всеми развернувшимися перед ним событиями. Гастон еле заметно кивнул, и Бруно ответил точно таким же приветствием.
- Просто великолепно, - продолжал восхищенно бормотать Анхель, разглядывая палочку теперь уже у верстака под увеличительным стеклом, - надо же, все гениальное просто. Прекрасный концентратор силы. Пусть и не без серьезных недостатков.
- Нет у него недостатков, - громко проговорил Бруно, усаживаясь на пол возле высокого стога, с которого недавно спустился.
- Конечно же есть. Один я могу назвать сходу, не изучая предмет. Ну, кто может сказать, в чем минус вот такого вот интересного концентратора? В чем его слабость?
- Он хрупкий, - сказал Гастон, сложив руки на груди.
- Это во-первых. Одно из правил изготовления концентратора силы. Используемый предмет должен быть крепким.
- Это грецкий орех, - сказал Бруно, - его просто так не сломать. Говорю же, у него нет недостатков. Плюс еще и глаз можно выколоть, если возникнет необходимость. Что же мне кусок арматуры с собой таскать? Идеальный концентратор. Я сам его создал.
- Нет, Бруно, он не идеальный, - сказал Анхель, поднимая палочку с верстака, держа ее указательными пальцами рук с обоих концов, - кто еще предложит варианты? В чем его главный недостаток?
Прошло несколько секунд, прежде чем Гертруда робко подняла вверх правую руку. Со стороны могло показаться, что это у старого кресла выросла одна чужеродная конечность.
Бруно снова вонзил в нее свой тяжелый взгляд, его брови поднялись вверх, а скулы напряглись от давления.
- Ты, не смей, - прошипел он тихо.
- Да, Герта, говори, - сказал Анхель, ни то не заметив этих слов юноши, ни то просто их проигнорировав.
Гертруда снова еле слышно откашлялась.
- Правило части тела, - промолвила она тихо и тут же снова обратилась в кресло.
- Это бред, - прошипел Бруно, - правило соблюдено. Палочка – продолжение моей руки. Маленькая тварь не знает ни черта.
- Во-первых, юноша, - сказал Анхель, повысив голос до непривычно громкого, - чтобы я больше не слышал ругани тут, ясно?
Бруно все так же злобно взирал на кресло, но слегка кивнул в ответ, обозначив согласие.
- Вот и славно. Правило гласит, что концентратор должен быть частью вашего тела, его продолжением. Что это за такая часть тела, которую ты носишь за поясом и достаешь по необходимости, чтобы выколоть кому-то глаз, а?
Гастон впервые за все время проявил признаки эмоций. Он издал глухой смешок, который Бруно проигнорировал.
- Герта, будь любезна, покажи нам свой концентратор.
У старого кресла вновь выросла одна рука, которая продемонстрировала присутствующим небольшой аккуратный перстень на указательном пальце.
- И что это такое? – спросил Бруно, - Что она будет с ним делать? В носу ковыряться? Как можно биться перстнем? Разве что кинуть его в кого-нибудь. Но тогда, вроде как, тоже правило нарушается.
- А кто сказал тебе, что концентратор нужен для того, чтобы биться? – спросил Анхель, - разве я когда-нибудь это говорил? Он нужен для того, чтобы концентрировать и дозировать скрытую внутри вас силу. Речь не идет о насилии, речь идет о силе и ее применении.
- Ну вот и я говорю о применении силы.
Анхель тяжело вздохнул и покачал головой.
- Ты говоришь совсем не о том, о чем следовало бы, - сказал он, - путаешь силу и насилие. Очень серьезная ошибка, Бруно.
- Нет никакой ошибки. Все верно. Это вы не до конца все понимаете, мастер, - на последнем слове он сделал особый акцент, произнеся его медленно и по слогам.
- Вы трое обладаете могуществом, которого нет ни у кого, но из вас троих только ты один путаешь силу и насилие. Разве Герта когда-нибудь применяла свою силу, чтобы навредить?
Бруно вскочил на ноги. Его грудь снова судорожно вздымалась от учащенного дыхания. Он направил указательный палец в сторону кресла, не удостоив девушку даже очередным злобным взглядом.
- Вы в своем уме? – воскликнул он, - сравниваете меня с этой… Да она даже не представляет, что за сила в ней скрыта. Она даже не знает, как именно ей пользоваться.
- Скажи, с чего ты так решил? – спокойной спросил Анхель, будто совсем не замечая эмоциональности юноши.
- С того, что максимум, что он делала – помогала снимать котенка с дерева. Да и то, Гастону пришлось после этого подправлять память простым зевакам. Как вы можете сравнивать меня с этой...? Я вообще не пойму, что я тут делаю. Верните мне мою палочку.
- Да, Бруно, ты прав. Сравнение некорректное. Сравнивать несравнимое нельзя. Но, согласись, если бы все стремились драться и разрушать, то некому было бы снимать котят с деревьев?
- Палочку вернете? – проигнорировав вопрос Анхеля, спросил юноша.
- Конечно верну. Она ведь твоя. Только я все еще не уверен, понимаешь ли ты, для чего она тебе нужна. А если ты и дальше будешь так упорно путать все, что путается, то можешь причинить вред окружающим и самому себе.
Бруно ехидно усмехнулся.
- Да плевать мне на окружающих. Или вы говорите о ком-то конкретном? О ком-то, кто присутствует сейчас здесь? О ком-то, кто прячется в кресле?
Гертруда поежилась и попыталась дышать как можно тише.
- Я говорю и о всех, и о ком-то конкретном тоже, - ответил Анхель, - что произошло? Почему ты так неравнодушен к ней?
- Что произошло? Да я ненавижу эту…, - он задержал стремящиеся наружу слова на своем языке.
- Ну так оставь ее в покое. Живи себе и не обращай на нее внимание, если уж так ненавидишь ее.
- Именно так я и делаю, - сказал Бруно, - но эта маленькая… Она как будто специально все время попадается мне на глаза. Как будто нарочно хочет привлечь внимание. Ненавижу ее, - он снова устремил полный злобы взгляд на притаившуюся в кресле девушку, - слышишь меня? Чего ты от меня хочешь?
- Успокойся, - ровным и тихим голосом сказал Гастон со своего стога.
- А тебе-то что? Почему ты все время ее защищаешь? Пусть сама за себя говорит. Она, эта маленькая… она специально меня провоцирует, чтобы столкнуть нас с тобой. Я ничего не имею против тебя. Но, черт возьми, прекрати лезть в это. Разве не видишь, что она использует тебя?
- Что ты несешь? Успокойся и просто оставь ее в покое.
- Хватит успокаивать меня, вы оба! – вскрикнул Бруно, - я не какой-то психопат, чтобы меня успокаивать. Вы не видите очевидных вещей. Даже вы, мастер. Вы все думаете, что она такая добрая и хорошая, но это только видимость. Я знаю, какая она на самом деле. Ненавижу…
- Сядь, Бруно, - все так же не обращая внимания на эмоции юноши, сказал Анхель.
- Мою палочку, мастер. Верните ее.
Анхель протянул палочку, но не отпустил ее, когда Бруно резко попытался выхватить ее из его рук.
- Я могу быть уверен, что ты не наделаешь глупостей? Хотя бы сейчас.
Бруно снова улыбнулся зловещей ухмылкой, больше похожей на оскал.
- Я не дурак. Вас тут двое. Даже двое с половиной, если считать эту… Сегодня у меня нет никаких шансов.
- Рад, что ты это осознаешь, - сказал Анхель и отпустил палочку.
Юноша резко выхватил ее и спрятал за поясом.
- Мне здесь больше нечего делать, - сказал он, - счастливо оставаться.
- Хорошо, Бруно, можешь уйти. Жду тебя через неделю. У нас впереди еще два месяца. Последние два месяца обучения.
- Не знаю, мастер. Не знаю, чему еще вы меня можете научить. Я сомневаюсь, что мне следует сюда приходить снова, - ответил Бруно, направляясь к выходу.
- Ты придешь, - спокойной сказал Анхель, - до следующей недели.
Проходя мимо кресла, он на мгновение задержался и, не поворачиваясь, прошептал.
- Сделай так, чтобы я тебя здесь больше не видел, маленькая тварь.
Через секунду снова скрипнули петли большой амбарной двери, погрузив все помещение в продолжительную тишину, нарушаемую лишь звуком каких-то манипуляций, производимых Анхелем на своем верстаке.
- Не относись к этому слишком серьезно, Герта, - сказал он, - это просто возраст такой, когда молодые люди не в ладах со своими эмоциями.
- Зачем вы это делаете, мастер? – спросил Гастон.
- Делаю что, мальчик?
- Зачем обманываете ее? Зачем успокаиваете? Нет, Гертруда, это не возраст. Это его сущность. Это не пройдет никогда, и никто ничего с этим не сможет сделать, просто потому, что он слишком силен.
- Но не для тебя, Гастон, - сказал Анхель, завершив манипуляции на своем столе, - в том-то и суть. Он слишком силен, но не для тебя.
- Но меня не будет, мастер…
- Мастер, - неожиданно вмешалась Гертруда, - можете отпустить меня домой? Родители ждут меня к трем сегодня.
- Конечно, дитя. Ступай. Через неделю я жду тебя здесь же.
Она впервые за долгое время поднялась с кресла и, казалось, это далось ей с великим трудом. Ноги как будто не слушались ее и существовали в каком-то своем собственном отдельном мире. Она сделала небольшой реверанс и, скрипнув дверью, ушла.
- Ты не по годам мудр, Гастон, - нарушил молчание Анхель, глядя на единственного оставшегося в амбаре юношу, - но еще недостаточно мудр. Не настолько мудр, насколько будешь однажды.
- В чем конкретно я не прав, мастер? – спросил Гастон, спрыгнув со своего стога и снова выйдя на светлый участок.
Яркий свет блеснул на его глазах, отразившись по-разному в каждом из них.
- Ты прав в том, что понимаешь. Но понимаешь ты не все. Не видишь всю картину целиком.
- Объясните мне.
- Видишь ли, - глубоко выдохнул Анхель, - добро беззащитно. У него нет средств для собственной защиты, средств нападения. На одной чаше весов есть добро. Оно велико и могущественно, но в то же время оно беззащитно и уязвимо, ранимо и хрупко. На противоположной чаше есть зло. Оно огромно, стремительно, жестоко. Добро распространяется там, где оно нужно, где в нем нуждаются. Зло распространяется там, где само того хочет. И добро от зла отделяет тонкая невидимая грань, зыбкая и, по сути, абстрактная, потому как, как только зло пожелает, как только найдет в этом смысл, оно нападет. И тогда беззащитное добро падет. Потому что оно беззащитно. Понимаешь меня?
Гастон кивнул.
- Все зависит от тебя, Гастон. От того, будешь ли ты рядом, когда придет время. Возможно, что тебе трудно с этим смириться, но так будет всегда. Всегда будет добро, и всегда будет зло, стремящееся его поглотить. И всегда между ними будешь только ты один, отделяющий этот мир от тьмы. До тех пор, пока ты будешь между ними, мир будет существовать в естественном для него равновесии. Если ты уйдешь, если оставишь ее, то мир погрузится во тьму, и тогда уже ни ты, ни я, никто из нас не остановит его.
- Даже вы, мастер?
- Даже я? Конечно даже я. Ты видел, что было сегодня? Он проверял мою бдительность. Я не молодею, Гастон. Наступит день, и моя бдительность меня подведет. Может быть, что этот день наступит уже этим летом. Когда придет время, меня не станет больше рядом. Только ты можешь спасти этот мир от его полного уничтожения. Ты должен ее защитить, чего бы тебе это не стоило. То, что происходит сейчас, это все лишь детские игры. Дальше будет гораздо сложнее.
Он повернулся к верстаку и взял с него какой-то предмет. Потом снова повернулся к Гастону.
- Вижу, что концентратор пришелся кстати, - сказал он, взяв юношу за подбородок и повернув левую сторону его лица на свет, так что глаз ярко засиял на солнце.
- Да, мастер, он действительно часть моего тела.
- Это была прекрасная мысль, Гастон. Видишь, природа сама подсказала тебе правильный путь, отняв у тебя что-то, чтобы дать что-то взамен, - он взял юношу за руку и вложил в нее круглый невесомый предмет, - возьми это.
- Что это такое, мастер? – спросил Гастон, разглядывая металлический круг на своей ладони.
- Это я сделал для тебя. Это компас. Только стрелка указывает не на север. Она указывает на степень опасности, грозящей Гертруде. Возьми его и никогда не расставайся, куда бы ты ни направлялся, всегда держи его при себе. Запомни, ты – единственный путь к равновесию, Гастон. А теперь ступай.
- Спасибо вам, мастер. Я не подведу вас, - сказал юноша, склонив голову.
- Я знаю, что не подведешь.
