Роман - предчувствие
От автораДорогой читатель! Если ты после прочтения данного литературного труда перестанешь называть свою великую страну «Рашкой», если вложишь свой лишний рубль в экономику своего государства, а не в доллар ФРС, если вечером выключишь зомбоящик, и прочитаешь книги Фоменко, Горяйнова, Шильника, Графа, Перкинса, Старикова, Веллера и других честных историков и писателей, если вместо рэпа и Мадонны включишь в своём автомобиле Башлачёва, Дольского и Градского, если вместо бутылки водки купишь себе хулахуп, если откажешься от очередного кредита, а вместо куска свинины съешь яблоко – я буду считать, что трудился не напрасно.
Часть одиннадцатая
Самолётик был небольшим, мест на пятьдесят. Оружие перед посадкой всем приказали разрядить и сдать в багаж, деньги отобрали, оставив лишь одну бумажку с ещё живым, без дырки в башке, Кеннеди. Судя по тому, как охрана обращалась с моими оставшимися миллионами, эти деньги повезут не в банк, а в печь. Знать бы такой расклад – отдал бы Григорьеву или кубинцам! Когда мы сели в кресла, нас попросили пристегнуться. Потом бортпроводник прошёл по салону, проверил – все ли пристёгнуты, и тогда нам объявили, что полёт продлится один час, и для нашей безопасности ремни прочно зафиксированы. Кофе в полёте не предусмотрено, туалета всё равно нет, так что ходить некуда. Каждому выдали по пакетику жвачки, сказав, что открывать и жевать её следует только в том случае, если самолёт начнёт падать.
Все места в салоне были заняты. Я сидел у окна, а рядом со мной утирала платком красные глаза отцветающая дама в обтягивающем брючном костюме. Когда мы взлетели, она посмотрела на быстро удаляющуюся землю, и горько сказала, проведя рукой по коротко стриженым волосам:
-Провались, проклятый город!
Поскольку моё место оказалось как раз между ней и городом, то проклятия меня задели за живое, и мне ничего не оставалось, как вежливо поинтересоваться – что за беда стряслась? Тем более, если бы она была из неразговорчивых, то не кляла бы города во всеуслышанье. Видимо, проклятие больше предназначалось для моих ушей, чем для города.
-Сын! – ответила она, вцепляясь глазами в моё лицо, и уже не выпуская из прицела добычу. – Сын!
-Понятно! – ответил я.
-Что тебе понятно? Ты знаешь, что означает для матери – потерять сына! Мы прожили в браке четыре года! Неблагодарная скотина!
«Сама ты – скотина!» - так и запросилось у меня в ответ, но дама не ждала ответов. Она и вопросов не ждала. Она просто увидела пустые уши.
-Я его выращивала двенадцать долгих лет! И потом четыре года мы прожили душа в душу! И вдруг он меня бросил! Он женился! Мы приехали в гости к моей сестре – и он тут же женился! Неблагодарная скотина!
Теперь я догадался, что скотина – не я. И хоть Америка уже многому меня научила, закалила характер и притупила эмоции, но тут, каюсь, я начал терять контроль над мимикой.
-Тебе смешно? Ты считаешь, что погубить женщину – смешно? Наверно, ты тоже бросил свою мать в таком положении! Бросить беременную женщину ради этого… бритого… урода! Скотина!
-Простите, мадам, я смеюсь потому, что я не местный. Я лечу домой, в Канаду, никогда прежде не был в Америке, как это ни странно, поэтому немножко плохо понимаю – о чём речь. Вы беременны от своего собственного сына?
-Да, канадцы сюда ездят всё реже! Он мне не сын! Я его взяла из приюта, когда ему было четырнадцать. Он был такой славный мальчуган. Высокий, длинноволосый. Я сразу в него влюбилась и усыновила! Какая это была страсть! Он мне часто изменял, но я ему всё прощала. Что взять с ребёнка! Мы поженились сразу, как только ему стукнуло двадцать четыре. И вот мы с ним приезжаем к моей сестре в гости на лето – и он влюбляется в этого… в это… грязное животное! В соседа моей сестры! Что он в нём нашёл? Ладно бы – бизнесмен на дорогом авто! А этот – обычный крестьянин, который молится какому-то своему идолу в огороде вместе с такими же чумазыми нищими! И моя пипочка сбежала от своей мамочки! Ты знаешь, какая у него пипочка! У меня сердце разрывается, когда я представляю, что мою пипочку гладит этот… этот подлец! Эта коровья морда! Этот новый мессия из сумасшедшего дома! Что ты на меня смотришь как на ненормальную? У вас в Канаде – что, такого не бывает?
-Боюсь, мадам, что такого вообще нигде не бывает. Ну, может быть, в Голландии. А у нас в Канаде мужчины любят женщин, женщины – мужчин, и никто не женится на детях.
-Потому что вы – отсталая цивилизация! Вы ничего не понимаете в жизни! Вам ещё расти и расти до нашего уровня в своих болотах!
Она вдруг осеклась, и посмотрела на меня игриво:
-Что? В Канаде мужчины любят женщин? Дорогуша! Кому ты это рассказываешь! В Канаде мужчины любят детей и овец! А женщины – собак! Вот вруша! Лишь бы обидеть бедную женщину! И даже не покраснел! Небось, у самого дома - полная видеоколлекция?
Я решил, что и без того болтанул лишнего, и лучше бы мне помолчать. Ну, не смог сдержать эмоции! Ну, прости, Андрей Андреевич и все остальные, кто учил меня уму и осторожности! Но я не удержался, и сказал ещё одну фразу:
-А вы, случайно, не пользуетесь приборами, произведёнными фирмой «Джэнерал Дайнэмикс»?
Дама озадачилась. Она загнула несколько пальцев, посмотрела в потолок, и ответила:
-Фен, стиральная машинка, кофеварка, вибратор и унитаз. А что? Какое отношение это имеет к моей трагедии? Мой брат работал в «Дайнэмикс». Мы живём все трое в Бостоне. Вернее – уже двое. И зачем мы поехали в эту Колумбию! Брат не перенесёт такого удара! Он так любил нашего пипочку!
Женщина зарыдала, но ремни не давали ей рыдать полной грудью, а по-другому рыдать она, видимо, не привыкла. А я подумал: интересно, она с рождения такая, или приборы Михалкина помогли ей заработать старческий маразм в ещё совсем не старом возрасте?
-Вашего брата надо бы подготовить к такому повороту судьбы. Вы звонили ему?
-Нет, не звонила. Мой брат не говорит по телефонам. Их постоянно кто-то прослушивает. За нами постоянно следят! Ночью кто-то заглядывает в окна, а из розеток плывёт жёлтый дым. Тони словно чувствовал, что что-то должно случиться. Приходил с работы, закрывался у себя в кабинете, и даже перестал целовать пипочку в животик. Я думала, что у него на работе неприятности, а он, оказывается, всё предчувствовал. Мой умный, талантливый, заботливый бывший муж.
-Простите, вы наверно хотели сказать – брат?
-Да, брат. Он был моим мужем до того, как я вышла замуж за пипочку. Потом мы жили все втроём, нам было хорошо и спокойно. И вот – такая беда! Тони не переживёт!
-Может, вам нужна моя помощь? Я проходил курс психиатрии у одного иностранца, и мог бы вам помочь. Я успокою вашего брата! Мужа! Ну, бывшего!
-И сколько вы возьмёте за свою практику? Я знаю расценки психиатров! Вы берёте почти как адвокаты, и вместо одной проблемы у человека возникает дюжина!
-Я не возьму с вас денег. Просто довезите меня до Бостона! А там я помогу вашему горю, и уже сам поеду в свою Канаду.
Честно говоря, никакого плана действия в этот момент у меня не было. Идей возникло две: поскорее выскочить из Вашингтона, и посмотреть на технику от «Дайнэмикс», рядом с которой происходят такие сложные жизненные коллизии. Тем более, что Бостон – как раз на пути к дяде.
Дама оглядела меня очень внимательно, и я подумал, что если бы не ремни – она полезла бы меня щупать.
-Меня зовут Джулия. А ты не террорист?
-Нет. Террористы только русские и китайцы. Разве я похож на русского?
-Спаси, господи! – она засмеялась, и я подумал, что лучше бы уж она плакала. – Русские – это те же арабы, только крупнее и более…э-э-э… хитрые. Да, более хитрые и более…э-э-э…у них медведи. Да! Вспомнила! У них много медведей и холодно. Очень холодно. Поэтому выжили там только самые хитрые. И ещё ими командует Стариков. Он – ставленник террористов и изобрёл дешёвый автомат. У меня что-то уши стало закладывать. Видимо, пошли на посадку. Посмотри на это море огней внизу!
Мы действительно вскоре приземлились. В самолёте никто ничего не объявлял. Да и зачем? И так понятно, что все самолёты летят только в столицу, которая встретила нас проливным дождём. Мы сдали обратно жвачку с синильной кислотой, получили багаж, и Джулия прижалась ко мне своей левой половиной:
-Ну, поедем в Бостон сразу, или проведём медовый месяц в каком-нибудь особняке на берегу? Я забыла, как тебя зовут, мой пупсик?
-Риддик! Риддик Тайсон Кинг, если быть точным. К сожалению, дорогая, я жутко опаздываю к моему дяде в Канаду. Позже могу вернуться хоть на два медовых месяца, а пока – времени нет совершенно. Я давно хотел погулять по столице штатов, посмотреть мощь, размах, красоту столицы свободного мира. И обязательно это сделаю! Но не сейчас. Да и проводить медовый месяц с женщиной, которую в таком положении только что бросил любимый – это как-то слишком…
-Ты живёшь с дядей? А говорил, что любишь женщин! Я не в положении! Я что – дура себя калечить! Рожают пусть кошки! Я живу эту жизнь для себя, а не для каких-то подонков! Мне просто обидно. Был такой козлик! А теперь – он для меня просто козёл!
-Я в интимном смысле люблю женщин, а дядю я люблю как дядю! Он хороший мужик, с которым можно выпить виски, поболтать и покидать удочки.
-Знаю я, как вы кидаете свои удочки! Вам главное – кинуть своё удилище! Что уж там трепыхается на другом конце – не важно! Ладно, поехали, а то опоздаем на поезд!
Из здания аэропорта мы выходили почти два часа. Народу было много, всех прилетающих тщательно обыскивали и досматривали. Скорее даже – просматривали насквозь в специальной кабине. Кого-то из прилетевших из Далласа без объяснений ударили электрошокером, и утащили в дальний коридор. Полиции и солдат было – человек сто, не меньше. Я изрядно поволновался, но всё обошлось. У всех снимали отпечатки пальцев, сравнивали с базами данных на экранах, и задавали вопросы о цели приезда. Каждому прилетевшему давали брошюру, в которой описывались правила пребывания в столице. Из неё следовало, что человек, прибывший в столицу мировой демократии, обязуется соблюдать все местные законы и правила, за нарушение которых следует: выдворение в первое кольцо враждебности – в трёх случаях, штраф до миллиона долларов – в сорока пяти случаях, штраф свыше миллиона долларов – в тридцати одном случае, арест до года без объяснения причин – в семнадцати случаях (Кроме особо оговариваемых случаев.), заключение до десяти лет – в восемнадцати случаях, заключение пожизненное – в девятнадцати случаях, смертная казнь – в шестнадцати случаях (Кроме особо оговариваемых случаев.) Конкретные случаи или статьи закона не описывались, поэтому я порадовался, что у меня есть провожатый из местных, а то было непонятно, что за наказание последует за хождение по газону, или за езду в кабриолете с поднятым верхом во время дождя.
Мы взяли такси, и поехали на железнодорожный вокзал. Джулия приказала мне не думать о деньгах, а думать о ней и её братомуже. Я хотел сказать водителю, чтобы провёз меня через центр, но с ужасом увидел, что за рулём сидит негр! Джулия закрыла окошко и положила руку мне на колено.
-Там водитель – негр! – сказал ей я. – Они же воюют с белыми!
-Расслабься! Это они там воюют. А тут они работают. Куда же им деваться без нас! Кто будет голосовать около вокзалов, мусорить, бить в гололёд машины? Мы, белые, обеспечиваем их тут работой. Поэтому тут с ними никаких проблем!
-Наверно, ты хотела сказать – куда же вам без них? Кто будет возить вас на такси, убирать мусор и чинить тачки?
Джулия погладила меня по голове и промурлыкала:
-Дурачок! Ничего в жизни не понимает! Всему-то тебя придётся заново учить, не так ли! У нас есть армия, полиция, ЦРУ. У меня есть мой Тони. Они не допустят, чтобы их Джулию обидели какие-то обезьяны! Как Джулия хочет выпить!
Я жадно всматривался в окно машины, разглядывая город, о котором столько в своё время мечтал, столько слышал и видел. Ощущения были непередаваемые. Город сиял вечерними огнями так, что солнечным днём вряд ли было светлее. Тысячи прогуливающихся людей, музыка, лазерное шоу в небесах, фейерверки. Праздник жизни! Здесь не понедельник начинался в субботу, а наоборот: суббота начиналась уже в понедельник. Женщины и мужчины ходили парами под ручку в трёх разных вариациях. Все фасады зданий светились рекламой с двумя призывами: покупать и брать кредиты. (Видимо, эта змея крепко вцепилась в свой собственный хвост, и уже не сможет остановиться, пока не сожрёт себя целиком.) Если бы меня попросили охарактеризовать обстановку одним словом, то я бы сказал: беззаботность. Есть народ – богоборец, есть народ – хлебопашец. Даже есть народ – учёный! Но не может существовать народ – торгаш! Народ – журналист! Народ – адвокат и банкир! Такой народ не спасёт никакая армия, потому что это вообще не народ! Таких не спасать надо, а наоборот!
Я попросил остановиться на набережной. Не хотелось уезжать из столицы просто так. Я подошёл к парапету, с минуту постоял, любуясь спокойной водой Потомака, и всю эту минуту собирая слюни во рту, и смачно харкнул в воду. Вот теперь можно было уезжать.
Я сел в такси, и бросил взгляд на счётчик: там светилась цифра семь.
-А в каких единицах у тебя считает этот прибор? – спросил я водителя.
Тот достал карманный переводчик, включил и показал на него пальцем. Мол, повтори вопрос сюда! Я задал тот же вопрос, и переводчик по-испански проскрипел его водителю. Дуглас Фитц, как я прочитал на карточке, ответил мне по-испански, а переводчик проскрипел по-английски, что в долларах, естественно! Тогда я перешёл на испанский, и спросил: во сколько обойдётся нам поездка от аэропорта до железнодорожного вокзала? Он ответил, уже без переводчика, что примерно в двадцать пять долларов.
-Не тысяч? – переспросил я. – Просто двадцать пять долларов?
Дуглас засмеялся и не ответил, а я понял, что задал глупый вопрос. Просмеявшись, негр сказал, что если бы он брал за одну поездку двадцать пять тысяч, то через год купил бы себе отель на берегу океана. Тут до меня дошло, почему у меня отобрали мои миллионы в аэропорту Колумбии.
-Скажи, а можно на автомобиле проехать из Вашингтона до Атланты? Или до Колумбии?
-Нет, сэр! В первый пояс враждебности на машине не проехать. Всё перекрыто. Только лететь самолётом государственной компании, или иметь специальный пропуск от ЦРУ.
Я понимал, что так прямолинейно действовать нехорошо, но любопытство подпирало. Я взял у Джулии её ноут, открыл карту США, и попросил Фитца провести линию, до которой можно доехать. Он ответил, что точно не знает, никогда туда не ездил, но примерно вот так: и провёл ногтём по линии Чикаго – Индианаполис – Шарлот, и упёрся в океан где-то в районе мыса Фир.
Джулия заметно нервничала. Она не понимала испанского, и наши телодвижения с ноутом и картой её рассердили.
-Канадец, о чём ты лопочешь с этим второсортным? Планируешь что-то нехорошее? Если ты планируешь террористический акт, я сейчас сдам тебя первому же полицейскому! Мне за тебя ещё и премию дадут!
-Какой акт? Я просто не могу понять, почему цены в Колумбии и Атланте – в миллионах долларов, а тут нулей в пять раз меньше?
-Потому что тут живут козлики, а там – козлы! – заявила дама.
Вашингтон я так толком и не разглядел. Шёл дождь, было темно. Город был огромен и, думаю, ночью виден из космоса. Тысячи машин. Тысячи людей. А я, глядя на всё это великолепие, вспоминал учебник истории, где описывалось падение Константинополя. Там тоже была империя с нищими, постоянно воюющими окраинами, и шикарной столицей. Цель любого императора состояла в дальнейшем ограблении колоний и возведении очередного шедевра архитектуры в Царь-граде. Так продолжалось много веков, пока колонии, наконец, не набрали сил, не восстали, и не превратили роскошный город в пепелище. (Когда я это прочитал, то, помнится, подумал: зачем было разрушать такую красоту? Заходи и живи! И только теперь понял - зачем!) Я ехал по современному Царь-граду, смотрел на бесконечные витрины с товарами и лозунгами «Купи в кредит!», и понимал, что это – тупик. Что жить всему этому великолепию осталось недолго, и после праздника наступит такое похмелье, что бутылкой пива не отделаешься. Вашингтон был глобален, и я не мог охватить его даже разумом, не то, что взглядом. Но за этим блеском и шиком проступала плесень Нового Орлеана и руины града Константинова. Я смотрел на парня за рулём, и чувствовал, что только свистни – и он достанет из-под сиденья монтировку, и начнёт крушить всё направо и налево. Не потому, что он живёт плохо, а потому, что другие рядом живут лучше, при этом ничего не делая. Единственное, что он твёрдо знает - этот строй несправедлив. И он сделает всё, чтобы его сломать. Он не знает, как сделать лучше. Но он знает, как сломать. Мне очень хотелось пожить в этом городе и посмотреть на этот студень изнутри. Но я знал: пока не время! У меня есть конкретное задание. Всё остальное – потом.
Мы приехали на вокзал в полночь. Взяли два билета до Бостона, прошли очередной шмон, и в два часа ночи поезд тронулся. У меня возникло ощущение, что в полиции и армии в белой Америке служит каждый третий. Стражей порядка в самом-то городе было много, но на вокзалах они стояли рядами, ходили в залах меж кресел с разными приборами, бесцеремонно лезли в багаж, и требовали в девятый раз документы у того, кто их уже восемь раз показывал. Поэтому, когда поезд тронулся, я был несказанно рад.
Купе оказалось на четверых, и это меня спасло от домогательств моей ходячей некондиции. Соседи – видимо муж и жена пенсионного возраста, были молчаливы, смотрели на нас с Джулией с явной неприязнью, что, впрочем, меня не удивляло. «Хоть кто-то нормальный попался!» - подумал, было, я, но тут муж спросил у жены контральто:
-Франк, ты будешь чай или кофе?
-Чай, Сид! Чёрный. С бергамотом! – ответил бас жены.
Боже, спаси Америку! Я отвернулся к стене, и сделал вид, что уснул.
Как нам поведали пассажиры, выходившие вместе с нами в Бостоне, июнь на восточном побережье выдался дождливый и холодный. Постоянно дул ветер, народ носил с собой зонтики и дождевики. Говорят, уровень воды в океане в этом году поднялся ещё на пять сантиметров, подтопив некоторые низменные территории.
После привычного уже шмона и ожидания багажа мы с Джулией взяли такси, и поехали к ней домой. Бостон, на мой взгляд, не очень отличался от столицы. Небоскрёбов только гораздо больше, да разноцветной молодёжи на улицах полно. А так – блеск, сияние рекламных вывесок, широченные дороги и огромное количество мостов. Я не был в Венеции, но не думаю, что там мостов намного больше, чем в Бостоне. В мыслях я давно летел из Канады во Владивосток, и боялся выдать своё волнение Джулии. Насколько я понял, писать доносы по любому поводу для неё было делом привычным, и мне не хотелось угодить в полицию по глупости. Поэтому мы мило щебетали о красотах северной столицы штатов, о новой моде носить на голове трусы и делать пластические операции с десяти лет. Какие-то другие темы с ней обсуждать было невозможно: она впадала в ступор, несколько секунд смотрела на меня, как на помешанного, и продолжала разговор о наборах губной помады в триста цветов.
Ехали мы недолго, и я даже удивился, что такой известный город занимает так мало места. Мы въехали в типичный сельский пригород, и остановились возле типичного дешёвого частного домика, который роняется первым же ураганом за одну минуту, но зато потом восстанавливается за три дня. На что я сразу обратил внимание – это чёрные стрелки то тут, то там, нарисованные краской на заборах и стенах домов. Правда, слова «Дурь» пока не было.
Джулия открыла электронный замок калитки, и крикнула в сад:
-То-о-ни-и! Мы с пипочкой вернулись!
В моей голове тут же возник план: застрелить эту пару, потом выйти на улицу, и стрелять всех подряд, пока патроны не закончатся! Ну, как тут иначе-то? Воспитывать их надо было, пока поперёк лавки лежали. Теперь только усыплять!
Я мило улыбнулся и сказал:
-Дорогая! Моё имя - Риддик!
Дорогая не обратила внимания на мою реплику, и пошла вглубь садика. Под яблонькой, на маленькой скамейке, лицом к белому кирпичному забору, отделявшему этот участок от соседского, сидел толстый неопрятный мужик, и курил какую-то самодельную папиросу. Джулия подошла к нему, поцеловала в макушку, и с нектаром в голосе прошептала:
-Думает! Изобретатель! Инженер! Не будем мешать, пойдём в дом! Когда он захочет пообщаться – расскажи ему что-нибудь ободряющее, мой психиатр!
Тони сидел, тупо уставившись в стену взглядом, и никак не реагируя на внешние раздражители. Его руки по самые рукава короткой засаленной рубашки были в шрамах и ссадинах, многие из которых кровоточили. На них сидели мухи, и пили кровь.
Первое, что Джулия сделала, зайдя в дом – налила два стакана виски из кулера огромного холодильника, и один из них подала мне:
-Ну, с приездом, мой яростный канадец!
Видимо, имя - Риддик ей было в этой жизни уже не запомнить.
Я пригубил пойло, и поглядел на холодильник: «Made in USA». Понятно. Скорее всего - корейский. Джулия выпила до дна, и тут же налила ещё:
-Ну, за приезд, моя пипочка! Я уже рассказывала тебе, что я тридцать лет работала ведущей на радио? Вела ток-шоу «Всё только сама». У меня были горы денег и толпы почитателей! А теперь от былой славы остался только вот этот диван! – она показала на старый диван, обтянутый чёрной потёртой кожей. – Чтобы его сделать, потребовалась кожа десяти негров! Или двенадцати? Я точно не помню. Я заключала с ними договора, заплатила какие-то деньги. Они завещали мне свою кожу, и обязались сдохнуть за год. Они были молоды и здоровы, но сгодились только мне на обивку! Всё по закону! Это же Америка, пипочка! – она расхохоталась почти до слёз.
Мои пальцы потянулись к «Ругеру», поэтому я быстренько пошёл в туалет. Умылся холодной водой, и глянул на ярко красный унитаз. Механизм был очень большой, сложный и наворочанный, с массой датчиков и анализаторов мочи, кала, газа, и выводом окончательного диагноза через инет на ноут лечащего врача. Искать в нём нужную мне деталь было бесполезно: я не знал, как она выглядит, а к унитазу без специального образования можно было не подходить. Система самоочистки, видимо, действовала безотказно, потому что унитаз оказался самым чистым местом в пыльной замусоренной квартире.
-Да, я вас слушаю! Нет, всё хорошо, спасибо. Проблемы? Никаких! Да катитесь вы к чёрту, дайте отдохнуть! – заплетающийся голос Джулии доносился из спальни. Потом она вышла с телефонной трубкой в руке, и спросила меня:
-Не допил? Слабак! Сегодня звонят мне, а по средам звоню я. Какой сегодня день недели? А-а, понедельник! Значит можно пить!
-А кто звонит и зачем? Можно, я выпью кофе! – поинтересовался я, чтобы увести разговор от виски, и побыстрее найти кофеварку.
-У меня такая работа. Тут у всех женщин похожая работа. Раз в неделю я обзваниваю всех подряд по телефонному справочнику. Спрашиваю – как дела? С восьми утра до четырёх дня. Зарплата – триста в неделю. Я, правда, не знаю, зачем это дерьмо кому-то нужно, да мне и не интересно. Если мне говорят, что всё нормально, то нет проблем. Если не отвечают – я записываю номер и время звонка. Если говорят, что у них проблемы, я записываю проблему, время и номер. После четырёх скидываю эти данные на электронку нашего шефа. Вот и всё. Неплохо, не так ли?
-Отличная работа! Я вообще начал серьёзно подумывать – не перебраться ли мне в Бостон? А то эти болота, этот снег, эти французы, эти ондатры, мать их, куда ни плюнь! Надоела до чертей такая деревня! А эта башня в Торонто! Она же вот-вот свалится! Хочется глотнуть воздуха настоящей свободы! Я даже вот этим десяти неграм завидую! – я уже откровенно нёс ерунду, особо не задумываясь над тем, что болтаю, понимая, что слушателей у меня всё равно нет.
Я заварил кофе, и покрутился вокруг красной кофеварки. Аппарат оказался не намного меньше унитаза, и вот так начать разбирать его при ещё живых свидетелях было бы неразумно. Но Джулия своё дело знала туго: она налила себе третий стакан, закусила каким-то листиком салата, и попросила уложить её спать. Я довёл её до кровати. Она томно скинула с себя одежду и, раскинувшись, упала на спину. На ней остался только деревянный крестик на верёвочке, да следы от липосакции. У меня промелькнула мысль: зачем ей крест? Она верит? Во что? Во что они вообще могут верить, если у них нет души?
-А вот тут лежит моя любимая игрушка! – она перекатилась к краю кровати, и открыла тумбочку. Там лежал здоровенный чёрный вибратор.
-Классная штука! Вот бы мне такой – я бы тебе показал небо в алмазах! Нет, я точно перееду в Бостон! Дай-ка потренироваться! Скоро приду!
-Можешь потренироваться с Тони! Вы с ним быстро найдёте… общий…
Я накрыл Джулию одеялом. Та послала мне воздушный поцелуй, и через секунду захрапела. Я забрал вибратор, зашёл в туалет, и выкрутил крышку с надписью «Дайнэмикс». Кроме батарейки, приводов и пары пружин там оказался какой-то чёрный монолитный прямоугольник размером с зажигалку. Он не соединялся ни с чем, и был просто приклеен к внутренней стенке. Я завернул игрушку в пакет, взял свои вещи, и вышел из дома. Инженер широкого профиля сидел на скамейке, но уже не курил, и взгляд его был более осмысленным.
-Скажите, у вас есть автомобиль? – Я покрутил для наглядности руками в воздухе. – Авто! Би-би! Пока Джулия спит, я хотел бы прокатиться по городу. Вечером приеду с гостинцами, и мы отметим встречу! – маячил я руками, как глухонемому.
Нарк молча развернул ко мне не менее широкий анфас, и кивнул в сторону гаража. Я открыл двери, и увидел… «Хабар»! Правда, ярко красный, на больших колёсах, и с надписью «Сделано в Америке», но не узнать его было невозможно! Я подошёл к машине вплотную, и сказал тихо по-русски:
-Стоять! Голос!
Машина приподняла пузо, и загудела. Я открыл ворота, выехал на улицу, прикрыл двери гаража, и поехал на север.
Карпов Геннадий. 2013 год. г.Красноярск 
