Аэропорт имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке– Без десяти одиннадцать, – устало ответила Светлана. – Разница в одиннадцать часов.
– Хм, – задумался я. – Родителям позвонить надо.
– Идём! – заторопилась Надежда.
Покинув Шереметьево днём, мы приземлились в Нью-Йорке в аэропорту Кеннеди поздним утром. Ночь будто растворилась в синем стекле неба, а медный круг солнца, щедро даривший влажное тепло, поглотил её целиком. Я ничего не делал в самолёте, кроме того, что читал Джона Стейнбека и постоянно что-то ел, но всё же сильно устал. Тяжесть в мышцах и муть в глазах не исчезли, даже когда мы получили багаж. Первая неожиданность не заставила долго ждать. Я и Надя честно указали, что имеем продукты питания в багаже и тут же вынуждены были их предъявить санитарному инспектору, который настоятельно предложил от них добровольно избавиться и выбросить в утиль. Пришлось подчиниться – таков порядок страны хозяев. Первым делом отправились перекусить в закусочной аэропорта. Сколько людей разных национальностей сновало из терминала в терминал: одни только прилетели, другие собирались покинуть Нью-Йорк. Прощаясь со страной звёзд и талантливых актёров, они за-пасались сувенирами из дорогого отдела фарфора. “I Love Freedom and NY ” (Я люблю свободу и Нью-Йорк) – фигурная надпись через Статую Свободы синела на посуде.
Зачарованные путники побрели вдоль стены, где на толстых сумках и чемоданах скучали люди, которым не хватило места в зале ожидания. Различался славянский тип внешности, западный и азиатский. Араб в белой чалме, облокотившись на стену, молча читал миниатюрную книгу. Казалось, он вызовет джина из иероглифов, но бородатый соратник отвлёк его, потому что нужный самолёт вот-вот приземлится. Здесь я увидел и тех, кого депртировали…Небритые, удрученные, худые люди: кто закутался в плед, когда-то добытый в самолёте или взятый в доме, другие ели на выпрошенные деньги сникерс из автомата, кто-то играл на гитаре и пел. Полицейский – серьёзный человек в шляпе с кокардой, серебристым номерным знаком на груди и кобурой, следил за порядком.
– Почему они здесь? – спросил я, переложив спортивную сумку в другую руку.
– Подойди и спроси, – раздражённо ответила Надежда. – Долго будем здесь стоять?
– Нет, – ответила Светлана. – Офис работает до восьми. Не успеем вовремя позвонить из Вашингтона – проведём ночь на газоне.
На выходе у здания стояло несколько телефонов-автоматов. Купив карточку, мы встретили человека, у нас принято говорить – “кавказской национальности”. На родном ломаном языке он по-советовал поскорее выбираться из аэропорта:
– Отсюда вам только маме сказать “привет”, и связь прервётся. До Манхэттена двадцать минут, оттуда позвоните и доберётесь, куда угодно, к тому же дешевле... Всего двадцать долларов с каждого.
– Ладно, – подумав, решили мы. – Едем.
– Сейчас, группа соберётся.
Как-то незаметно к нам подошёл невысокий пожилой человек в кепке, на которой красными фигурными буквами выделялся символ бейсбольной команды Red Skins (Краснокожие). Лицо живое и полноватое, по-детски весёлые глаза горели желанием помочь. Губы, готовые растянуться в улыбке, замерли. Вглядываясь в наши лица, он молчал, и американец в серой куртке, проигнорировав недовольный взгляд конкурента, заговорил:
– Меня зовут Эл. Куда вам? – выписав пальцами причудливый финт, указал на меня. – Клёвая бандана, чувак!
– Спасибо. Классная куртка, приятель! – ответил я, проделав похо-жий жест. Мой голос звучал чуждо и нерешительно, но нравился мне, потому что сдавать новую лексику учителю одно, а говорить с настоящим американцем нечто другое.
– Неплохо выглядите, девочки!
– Ага, – кивнула Светлана. – Позвонить надо работодателю и на остановку попасть. Она говорила по-английски легко и почти не думала над ответом.
– Тридцать долларов со всех.
– А где тот? – Я огляделся. Человека, предлагавшего ранее услугу, и след простыл.
– Говорили нам, что такие обманут тебя так, как не сделает того американец, – вспомнила Надежда.
Неужели в сознании американцев не существовало и мысли, что, не обманув, не заработаешь? Добросовестный труд – основа жизни?
– Ну, что дальше? – я оглядел своих усталым взглядом.
Американец подумал, что я обращаюсь к нему и молча дал свой сотовый телефон. Светлана набрала длинный номер офиса. Оператор по имени Дженефер позвала главного менеджера Криса Гранадоса – нашего работодателя.
– Привет, парень, как житуха? – Светлана знала сленг. Она много читала про культуру и речь американцев.
Я следил за её выражением лица. Она улавливала каждое слово и чётко подбирала умный ответ.
– Порядок, – наконец объявила Светлана вдохновенно. – По адресу, что на контракте, нас будут ждать.
– Дела о-кей? – кивком уточнил Эл, затем сказал, что подвезёт нас на остановку “Грей Хаунд”, откуда за сорок долларов ходит автобус до Вашингтона.
– Успеем? – тихо спросил я.
– Откуда знаю? – всплеснула руками Светлана.
Спросить Надежду я не решился: человек, проведший бессонную ночь, становился раздражённым и сердитым.
– Вы, ребята, студенты? – спросил американец. – Я знаю множество интересных мест Нью-Йорка. Показать?
– У нас нет времени, – ответила Светлана.
У выхода стояли люди. Работодатели держали таблички, на которых написаны их имена. Выходя, мы невольно обратили на них внима-ние в надежде найти своего работодателя, хотя и знали, что до офиса больше пяти часов. Раздосадованно вздохнув, я спросил американца, сколько возьмёт до Вашингтона.
– У-у, – протянул он. – Не советую, парень.
Мы пошли на стоянку для таксистов, под крышу парковочного магазина с товарами первой необходимости и заправочными колонками.
– Погодите, – сказал Эл. – Отлучусь в магазин.
Каждый молчал, думая об отдыхе. Взяв четыре куска пиццы салями, каждый упакованный в коробку, американец угостил нас. Пиццу американцы готовили вкусно. Светлана купила телефонную карточку, по которой Эл помог ей позвонить в Россию – успокоить родителей. Завернув на стоянку, я, как ни пытался, не нашёл ни одной привычной взгляду машины. Кругом шикарные незнакомые марки автомобилей.
– Приятель, – обратился я. – Русские машины когда-нибудь видел?
– На Брайтон Бич есть одна – “Волга” старой модели. У меня есть фотографии, но, к сожалению, дома. Так вы – русские? – осклабился он, складывая вещи в багажник чёрного “Нисана“. Негромко рассмеявшись, пояснил:
– Вы греетесь водкой, а потом не можете пошевелить ногами и руками!
– Не совсем, – ответил я.
– Из какой части России?
– Сибири.
– Брр, – потряс он головой. – Холодно, градусов сто по Фаренгейту и горы снега, с которых вы катаетесь на санках. А в свободное время охотитесь на белых медведей. Иногда они задирают кого-нибудь, придя в город.
Девушки, переглянувшись, улыбнулись. Закивали. Пусть думает, что хочет, не будешь же каждому объяснять, что белых медведей мы видели только по телевизору и пару раз в цирке.
Прижав матерчатый рюкзак с документами к груди, я расположился на заднем сиденье с Надеждой. Светлана, скомандовав: “Быстро сложились“, села впереди. Деньги я хранил в платке, который крепился кнопками к внутренней стороне лёгких джинсов. Так решила мама, потому что в кошельке, по её мнению, я деньги потеряю. Где хранили деньги мои спутницы? Я смутно догадывался, но спросить не решался.
– Тронулись! – провозгласил американец, блеснув белыми, как жемчуг зубами. Выехали на магистраль, и не прошло и десяти минут, как попали в пробку.
– Сколько ехать до остановки? – спросил я
– Около двадцати минут, но доберёмся через сорок-пятьдесят, не меньше. Не удивляйтесь. Вы не видели центра – пробка круглосуточно. Порой, бросив машину, достают велосипед.
Окраину занимали многочисленные здания серых фабрик, заводов, доков, работающих кранов и больших ангаров. Над каменными трубами, похожими на разрезанные бочки необъятных размеров, пульсировал воздух. В серо-голубом небе этой части города я не видел птиц. Проезжали мы и над рекой Гудзон, встретившей нас золотом маслянистых пятен.
– Мечтателей не слушайте, – вдруг серьёзно сказал Эл. – Они с виду бедные и слабые. На самом деле богаче большей части людей. Никому не давайте ни доллара. Хотят не работать и жить хорошо. А у каждого свой дом и машина лучше моей раза в два.
– Много их, бомжей? – догадавшись о ком шла речь, уточнила Светлана.
– Достаточно, и в основном чёрные. По закоулкам не ходите, обязательно попросят доллар. Ответишь – нет, попросят пять. Они здоровенные… попробуй не дай!
– Почему “Мечтатель”? – недоумённо поинтересовался я.
И, покачав головой, Эл сказал, что сами поймём.
– Нигеры хорошие ребята, – улыбнулся я, продемонстрировав, как они читают реп: поднеся одну руку с воображаемым микрофоном ко рту, а другой махая в такт несуществующего ритма.
– Как раз тем они и прикрываются. Вот что, – основательно предупредил он. – Не называй чёрного нигером. Откуда про них слышал?
– Фильмы про чёрные кварталы видел и музыкальные клипы слышал…
– Немного другое. Там нигером быть модно и круто. Они, чёрт возьми, не имеют образования. После школы работают охранниками, комплектовщиками товара, продают наркоту, курят травку, догоняются пивом и потом не соображают ничего.
Медленно спускаясь с моста, чёрный “Ниссан” возглавлял шествие трёх жёлтых такси, водители которых, казались на одно лицо; чернокожие ребята в белых перчатках и тёмно-серых костюмах. Мы тянулись за двумя огромными синими мусоровозами; металлические лбы их были увенчаны железными клешнями. Пока неторопливо двигался чёрный “Ниссан”, я глядел на сеть дорог и мостов по обе стороны трассы. Складывалось впечатление, что Нью-Йорк – город-паутина. Наконец, движение на улице Нью-Йорка возобновилось. Не то чтобы мусоровоз свернул, а само собой.
– Мы увидим Статую Свободы? – спросил я. Ездить по Нью-Йорку и не увидеть основную достопримечательность?
– Какая тебе статуя? – бросила Светлана.
– Мы не знаем расписание автобуса. Эл, как можно узнать расписание на Вашингтон?
– Нет проблем, – сказал он, набрав номер справочной. Узнав нужный телефон, через пять минут сказал, почём билет и во сколько отправляется автобус.
– Боюсь, мы пропустим второй, а вот третий отходит через полтора часа.
– Мы опоздаем, – покачал я головой.
– Чего заладил? – возмутилась Надежда.
– Доставайте фотоаппараты! – махнув рукой, отвлёк наше внимание от грустных мыслей добровольный гид.
Мы незаметно въехали в город. Двигались между тёмно-коричневых, серо-чёрных высотных зданий – небоскрёбов. Ряды окон в них казались маленькими мутными зеркалами. Из-за огромных строений улицы смотрелись узкими, затенялись не только высокими домами, но и деревьями. В сетях золотистого света бродили нескончаемые толпы прохожих. Я подумал, что они похожи на людей, пытающихся спрятаться под невидимым навесом то ли от палящего солнца, то ли от холодного дождя.
– Ребята, свернём, – сказал Эл, плавно крутанув руль направо. – Пробка на горизонте.
По обе стороны дороги мелькали низкие деревья и магазины одежды, фастфуды (забегаловка быстрого питания), банки, риэлтерские конторы. Высотные здания остались позади. Затем чёрный “Ниссан” ускорился, спускаясь в дебри кустарника. Утонув в огнях тёмного туннеля, я чувствовал себя крупицей, зажатой в каменные тиски. Бледно-оранжевый свет лампочек окрашивал стены блеклыми красками жёлтого и красного. Казалось, туннель продлится вечно.
– Под Гудзоном, – проговорил Эл. – Держитесь, сейчас затопит…– Он, конечно, пошутил, но стало почему-то действительно жутковато.
Комок белого света в конце означал спасение. Мы выехали, поравнявшись с двухпалубным автобусом, разрисованным рекламой шоколада и мороженого с джемом. В окна устало глядели люди.
– Второй… – Показал Эл на обшарпанный номер с левого бока.
Трудно сказать, о чём они думали, но мысли о длительной поездке навевали тоску.
– Может, остановим? – предложил я.
– Сколько мест, столько и пассажиров. До остановки где-то миля.
Подъехав к стоянке, Эл удрученно протянул:
– Мееста нет.
Свернув на обочину, выжидающе смотрел в зеркало, оговоренную сумму. Расплатившись, мы вышли. Он достал из багажника вещи. Задумавшись, пощупал нагрудные карманы, в подарок отдал карту города. Чудные парни, американцы – добрые и приветливые. У меня не оказалось нужного подарка, поэтому я шутливо предложил ему одну из девушек. Ту, что ниже ростом и с пышной грудью – Светлану.
– Да? – приятно удивился он. По его странно изменившемуся лицу, я понял, что американец не понял русских шуток.
– Пошутил, – забрасывая рюкзак за спину, улыбнулся я.
Светлана и Надежда поглядели на меня с укоризной.
В двух словах Эл объяснил, куда идти.
– Метров двести-триста – и вы на месте, – добавил он.
Некоторое время, пока мы ждали зелёный свет светофора, он разговаривал по телефону, а затем, проводив нас взглядом, быстро уехал.
Не успел я подумать, что хороший парень попался нам на пути, как из тёмного закоулка, где стояли мусорные бочки, выскочил низкорослый мужчина в костюме “Человека-паука”. Бросив конец верёвки другому – “Зелёному Гоблину”, начал тянуть её на свою сторону. “Зелёный Гоблин” проиграл. Упав на асфальт, рассыпал двадцатипятицентовые монеты. Человек-паук, забрав верёвку, продемонстрировал победный смех. Люди, белые и чёрные, отрешённые, ушедшие в мысли, обходили злого героя фильма. Ни один не удостоил их хотя бы беглого взгляда. “Настолько приелись им разные шоумены”, – подумал я.
– Помоги… – попросил он меня. – Победить “Человека-паука”. Победишь – получишь пять долларов.
“Человек-паук” предложил конец верёвки. Я кивнул, оглядевшись. Издалека нас снимали на камеру, наверняка для одного из множества американских каналов.
– Подождите, – сказал я Светлане и Надежде.
– Нет времени.
– Извините, – я развёл руками.
У фешенебельного магазина шляп с деревянным крыльцом гулял “Чарли Чаплин”. Запрыгнув на фонарный столб, он держался одной рукой, а другой сорвал чёрную шляпу с длинным пером. Каждому, кто возвращал головной убор, “Чарли” дарил один доллар. Чуть дальше, облокотившись на кирпичную стену, сидел на низкой табуретке “мечтатель”. Действительно,вид у него мечтающий: бородатый подбородок приподнят, а взор устремлён вдаль. Казалось, он видел другой мир, где не существовало бедных и богатых. Супермен, крепкий и стройный парень, раздавая красно-синие визитки, сторожил автоматические двери. Получив визитку и его белозубую улыбку, я подумал, что у всех американцев белые зубы. Рядом на длинной ножке стоял указатель – “серая лохматая собака”.
– Pay point of Grey Hound, – быстро прочёл я на хвосте собаки.
– Нам сюда, – сказала Светлана.
Полицейские окинули нас добродушным взглядом, один, темнокожий молодой азиат, предложил:
– Помочь, леди?
– Нет, спасибо.
Надежда, спустив чемодан на колёсиках по лестнице, поинтересовалась, где уборная.
– За угол, затем вниз по лестнице.
– Сначала встанем в очередь, – сказала Светлана. – Витя, присмотрит за вещами. Витя…
Я рассматривал необычные граффити и читал надписи.
– Да… – Отозвался я.
У квадратной колонны лежал футляр от гитары и спортивная сумка. Белобрысый парень в потёртой кожаной куртке играл на гитаре и негромко пел. Прислушавшись, не нашёл ничего подобного в памяти. Реперов я не видел.
По указателям мы легко нашли кассу. Тучная негритянка, с пухлыми губами, в белой блузке, принимала очередь. Изучив расписание на стенде, я отчаялся:
– Мы явно не успеем до восьми.
Светлана неопределённо кивнула. Оставив два чемодана на моё попечение, девушки отлучились. По мере продвижения очереди, я двигал вещи. Изучая западную внешность, отметил, что славянская интересней и выразительней. Быть может, американец рассудил бы поиному. Конечно, быстрый и трудный ритм многомиллионного города оставлял отпечаток на их, посвоему, задумчивых лицах и сверкающих глазах. Но всё равно не настолько чётко… Что говорить о женщинах? Превосходство в красоте принадлежало славянкам.
Помощник кассирши взвешивал багаж каждого пассажира. По мере того, сколько веса они несли, складывалась и цена. Девушки вернулись. Оставив стодолларовую купюру Светлане, я отправился в уборную, где другая негритянка в униформе мыла пол. Отжав швабру в замысловатом устройстве ведра на колёсиках, обратила на меня внимание. Коротко поздоровавшись, я получил, как всегда, белозубую улыбку и кивок. Вместо привычных русских матов на стенах уборной, я прочитал политические лозунги: “The Policy of Bush is shit” (Политика Буша дерьмо), “Look for terrorists under your very nose” (Поищи террористов у себя под носом), “Stupid war in Iraq” (Глупая война в Ираке). Последняя надпись оказалась скорее шуткой, чем лозунгом. Я перевёл и негромко рассмеялся. “У чёрного не бывает двух вещей: работы и синяков”.
– Каждый, кто заходит, сначала читает их, – уборщица выпрямилась, расправив плечи. – Вы случайно не русский?
– Да. Как вы узнали?
– У вас, ребята, необычные лица. Окажи услугу, парень, прочитай, что в углу написано. Здесь… Мне, кажется, они – русские.
“Черномазый в Америке, что у нас – выходцы с предгорьев Кавказа”, “Сосите америкосы!” Первую надпись я несколько изменил:
– Национальностей в Америке, что блох на спине уличной собаки.
– Интересно, – одобрительно кивнула она, приготовившись напряжённо слушать объяснение следующей фразы.
Сказано ясно и коротко, поэтому я не стал перефразировать. Негритянка несдержанно рассмеялась, уперев ладонь в стену.
Мою сдачу держала Надежда, а Светлана изучала большую цветную карту Элла.
– Неудивительно, что мы не видели Статую Свободы.
– Подумаешь, – ответила Надежда. – Родина-Мать выше! Держи…
– Спасибо. – Я поглядел на билет и спрятал сдачу в платок…
Выстраивалась другая очередь – на выход с другой стороны. Красно-коричневый автобус плавно подрулил под посадочный навес платформы. Рабочие заправили его, проверили давление в шинах. Система обслуживания работала как часы. Не то, что у нас, подметил я. Уборщик, темнокожий человек с метёлкой и ведром, торопливо зашёл внутрь, лихо поздоровался с водителем, обхватив его шею одной рукой. Наверняка, они знакомы давно. Смуглый усатый мексиканец в ковбойской шляпе отдыхал, выдувая из открытого окна сигаретный дым. Контролёр проверял билеты, а его помощник, здоровый негр, наклеивал их номера на вещи пассажиров. Вскоре наши вещи угодили в багажное отделение автобуса. Рассевшись по местам, мы некоторое время ждали. Наконец, двигатель заработал. Я устроился за Светланой и Надеждой, которые, опустив сиденья, молчали, пытаясь уснуть. Пытался заснуть и я, но тщетно; руки мёрзли, тело морозило от усталости и злости на самого себя – зря не надел кофту на безрукавку. Представив долгий переезд, я отчаялся. Проклиная Америку, автобус и окружающих, опустил сиденье нажатием кнопки... Скрестив на груди покрытые мурашками руки, закрыл глаза. Почему никто не предупредил о том, что может похолодать, и я замёрзну? Ни одна, ни другая девушка даже не подумали обо мне. Мама ведь всегда предупреждала, когда холодно… То мама! Во время поездки я с завистью наблюдал за проходившими в биотуалет грузными чернокожими. Ни у одного я не видел даже футболки с длинным рукавом. Только свитера и куртки.
– Как мне, сибиряку, могло быть холодно в Нью-Йорке? – подумал я сердито. – Чего это раскис? Да если негра бросить к нам в Сибирь, он замерзнет, увидев лишь сугробы!..
Под большими шинами автобуса дорога гнусаво звучала, мотор тяжело рокотал.
Прогулявшись в биотуалет, я увидел ёмкость с жидким мылом, но раковины нет. Прочитав одну единственную надпись: “Kill 999999 Well-known germs” (Убивает 999999 известных микробов), удивился. Душистая жидкость быстро высохла на руках, я не успел её растереть.
Вернувшись на место, стал разминать руки и плечи. Едва расслабился. Как уснул, не помню. Открыв глаза, увидел тусклый свет лампочек салона. За окнами было темно и мелькали белые огни фонарных столбов. В их ярком свете я улавливал огромных трясущих крыльями мотылей. Серп луны забрался высоко и казался одиноким путником, заблудившимся в темноте беззвёздного неба. Светлана не спала и тоскливо поглядывала на спящую Надежду.
– Тебе не холодно? – повернулась она.
– Нет, – задрав подбородок, бодро ответил я. – Сколько осталось?
– Меньше часа.
Продолжение следует
