ЧАСА В ЧЕТЫРЕ, УТРОМ...
Часа в четыре, утром... и неважно,
какой страны, какого дня и года,
фашист откроет люк у самолёта,
чтоб сбросить бомбы «счастья и свободы»
на город X, что очертаньем ляжет
расплывчатым – не разбудить младенцев
настольных ламп свеченьем, с колыбельным
мурлыканьем котов, в сиянье белом
над их кроваткой и над миром целым
часа в четыре, утром... Был Освенцим,
был Бабий Яр, теперь распятой Бучи
остывшие тела, что у обочин
дорог упали с той проклятой ночи
и дня, что память воскрешать не хочет,
к затылку ствол приставивши колючий.
Как жить теперь, скажи? Изрезать вены,
чтоб с болью тела приглушались звуки
расстрела ангелов, поднявших к небу руки?
Молчит непаханое поле, множа муки
кровавой бойни в городах земли священной.
УКРАИНСКОЕ СЕРДЦЕ
Трёхкопеечный мозг федеральных каналов
породил это «недо...», что целит из пушки
в Мать своих городов. Мир ответил обвалом –
лилипутинский рубль докатился к полушке...
Нам ещё разбираться ни год и ни десять,
где, в какой из помоек нашёлся правитель,
кто детей отправляет на шири и веси
умирать за кремлёвских паяцев обитель.
Наложили в штаны министерские с*ки,
дуло «вагнеры» вынули, «геббельс» гундосит.
Из руин городов за напрасные муки
не по-детски страна моя гордая спросит.
Мне ещё горевать, онемевши от боли –
украинское сердце раздавлено танком.
Но воюет страна, чтоб от русской неволи
в мир Свободы добраться оленем-подранком...
I тодi заспiваю, i вибухнуть крила
за плечима, i слiв не вишукувать марно.
Я тебе поважаю, Україно мила,
вiльным духом i потягом к чемностi гарна!
У РУЧЬЯ ХАРОД
Говорят, здесь библейский Давид победил Голиафа,
говорят, здесь Саул был убит в Изреельской долине.
У подножья Гильбоа ручей* в Иордан тихой сапой,
а потом водопадом в каньоне стремится поныне.
И базальтовых скал здесь достало, и песен Танаха,
взрывом силы зелёной и мартом израильским пьяный,
крутит струи свои и звенит по-весеннему нахаль,
истекая из туч дождевых – и в историю прямо!
Здесь мамлюки с монголами пили, и будущим крахом
их орды гордый нахаль звенел и катил свои воды.
Тот, кто с битвой пришёл – тот останется проклятым прахом
и стыдом своего же прозревшего позже народа.
На мосту постою. Заколотится сердце от страха
от высоких каньонов в глуби танахических истин.
Там ещё одуряюще свежею зеленью пахло
от молочных и клейких слегка проявившихся листьев.
*Нахаль (ручей) Харод, расположенный у подножия горы Гильбоа, проходит по
долине Изреели и впадает в Иордан.
О «МОЛЧУНАХ»
Мне с «молчунами» как-то неуютно –
кто ведает, о чём они молчат?
На что направлен их ежеминутный,
ежесекундный «хитрожопый» взгляд?
Какими, блин, весами растаможен
их сенс, какою мерой «страшных слов»
их запечатан рот, что кушать может,
а вот определиться не готов?
У них «неоднозначно» всё: планета
и улиц разбомблённых тихий вой.
В просторах подгулявшего и-нета
сбивает в стаи их и шлёт гурьбой
на кошечек, на птичек, на цветочки,
на «миру – мир» заплесневевший gift.
Мне с «молчунами» неуютно. Точка.
И миру пофиг – с ними иль без них.
НА НЕБЕ ВСХОДИТ ЖЁЛТАЯ ЗВЕЗДА
Я больше не сверяю по москве
ни час, ни год, ни планы, ни стремленья –
шагает трупный запах из Ирпеня
по скошенной войною мураве…
Я раньше привередничала – в цвет
сиреневый в который раз рядилась.
Душа моя, наплакавшись, вселилась
сегодня в голубого с жёлтым set.
Я прежде говорила: «Никогда!»,
обидевшись по-детски на Отчизну.
На синих небесах под вечер жизни
на небе всходит жёлтая звезда.
ОНИ НЕ РАБСКОГО СОСЛОВЬЯ
Они не рабского сословья – жоп не лижут,
не прославляют мертвецов вонючий склеп.
И если надо – на трезубец скальп нанижут
того, кто сбрендил, не умен и просто слеп.
Весь мир дыханье затаил, весь мир на грани,
к экранам вечных телевизоров приник –
там хлопцы «делают» врага на поле брани,
там никнет долу злонамеренный старик!
Они не молятся шаманам – чёрных магий
не помещают в головах своих царей,
их ждёт-пождёт земля, что дышит в томной влаге
на ниве росной, в золотой дали полей.
Приходит киевский ребёнок и с рожденья
глазами синими вбирает мир земной,
где зреют зёрна для хлебов – без принужденья,
без рабства хамского, без «мяса на убой».
ВОСЬМОЕ МАЯ
Сегодня День Победы – папкин день.
Восьмое мая. Сокол мой небесный!
С девятым там такая хренотень! –
шаманский вражий день победобесный!
Сейчас ты далеко, и невдомёк
тебе и маме – паре голубиной –
как мир переиначить напрочь смог
сакральной этой даты смысл глубинный.
Ты знаешь, кто такие орки? – тлен и мразь,
насильников и мародёров орды,
они, над человечеством глумясь,
в детей стреляют Украины гордой.
Ваш с мамой лётный памятный погост,
возможно, взорван мерзкой вражьей силой...
Мир на Восьмое праздник перенёс.
Пойми, так надо. За Победу, милый!
Я В ФОКУСЕ
Я – в фокусе. Меня хотят убить.
Не город, не страну, меня конкретно.
Не я, они решают, где мне быть
в кисельных берегах земли заветной.
И вот тогда по профилю ракет,
по белой траектории найдёте
тот громкий, страшный и мгновенный след,
и ясно, для кого, уже в полёте.
И не спасёт бетонная стена,
стальная дверь и воли сгусток вязкий.
Я – в фокусе. За мной пришла война.
Меня хотят убить. И это ясно.
ИЗ ОКОПА
«Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела».
Н. Гумилёв
«Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела».
Жизнь-жестянка с полем боя схожа –
Столько раз крушила и секла!
Только каску высунешь с окопа,
Чтоб метнуть связующую нить,
Тут же и прихлопнет сразу, скопом,
Чтоб к земле привыкнуть не забыть...
Как душе прижиться в мире этом,
Там, где обесценены тела?
Где вчера разорвалась ракета,
Пыль ещё улечься не смогла.