Модно стало у россиян мотаться по Европе и делать «открытия». Для одних открытий то никаких нет, а другим поставить галочку в списке типа «Здесь был Петя (или Маша)» - первейшее дело. Многие по старой совковой привычке мечтают сразить наповал своё ближайшее окружение, Бомонд собственных масштабов. А масштабы у всех разные. Только вот каждый о своём думает, как о самом масштабном и всех масштабных. Предприимчивые владельцы турагенств и консалтинговых фирм отреагировали с космической скоростью на потребности россиян, в нетерпении ожидающих сногсшибательных эффектов. Не успела железная занавесочка рухнуть, как наш брат потянулся на запад и восток по каким-то очень важным делам. Со всех сторон только и слышно: «Бизнесстуры, Банковские и бизнесшколы, Оффшорные семинары, курсы менеджмента и маркетинга, семинары по клиррингам и факторингам». Во всех странах установили доильные аппараты для доверчивого и несмышлённого Совка. А он и рад стараться. Самомнение то у него - сами понимаете. А главное - срочно удивить ближних.
В одном из таких мероприятий я принимал самое непосредственное участие. Многочисленная группа серьёзных дядек и тёток, членом которой являлся и я, направлялась в Париж на семинар по теме «Кредитные ресурсы и российский финансовый рынок». ( Логичнее, конечно, проводить мероприятия про Россию в России, но их же будут посещать только те кому это надо ).
Как я там оказался? Ко времени, затронутом рассказом, моя персона была внедрена, и очень органично, в банковскую деятельность. Увлёкся - не то слово. Мозг не спал даже ночью. Новое дело стало вторым я. Но, собственно, как раз эта тема сейчас никого из читателей не интересует.
Участников семинара набралось человек пятьдесят. Шереметьево-2 запустил всех на борт Аэробуса. Приятный полёт, мягкая посадка в аэропорту Де Голя, ненавязчивая таможня и паспорт-контроль, автобус, Париж. И вы знаете? Обычный летний Париж. Ну не сшибает с ног, как Питер. Хоть тысячу раз скажите Париж, Париж. И закатите при этом глазки. Куда ему до Питера? Конечно я не хочу сказать, что некрасив. Очень даже и красив и местами чист, тут нет спора. Хотя я совсем о другом...
Поселили нашу компанию в четырёхзвёздном отеле «Меркьюри». Тоже, знаете, звёздами награждён незаслуженно. Но в целом мне терпимо. Тем более центр города.
Компания семинаристов и семинаристочек была буйно-пёстрой. Здесь присутствовали наряду с банкирами, имеющими непосредственное отношение к семинару, какие-то чиновницы и чиновники из расных весей России, руководители различных предприятий, по лицам которых я легко определил, что к банковскому делу эти друзья имеют такое же отношение, как и к производственным процессам собственных предприятий. Правда господин Карнеги утверждал, что руководитель стале-литейного предприятия совсем не должен понимать как в стали так и в литейном деле, что его задача организовать бизнесс. Я совершенно не собираюсь с ним об этом спорить. Просто маленькая поправка. Эти же персонажи, бывшие со мной в парижской семинарии, легко могут развалить любой хорошо организованный и стабильный бизнесс, но никак не обратное. Что же касается чиновников и чиновниц? Мы живём в России и надо уже привыкнуть , что «кадры решают всё». Эти «кадры» бесплатное приложение ко всем мероприятиям такого плана. Я сейчас даже немного готов отвлечься и произнести пару слов о параллельных процессах.
Наша страна очень спортивная. И все зарубежные поездки наших славных и не очень спортсменов непременно происходят с участием кортежа из почётных чиновников, соответствующих масштабам спортивных состязаний. И, если к примеру, команда из двадцати спортсменов едет в Италию мячь погонять, то за счёт клуба поедет столько же чиновников. И не столько посмотреть на любимых спортсменов, сколько себя показать.
Но назад, в Париж! Первый же вечер в гостинице был отмечен неуёмным банкетом нашей группы в открытом баре холла на первом этаже. Клянусь самым честным словом, что я был сторонним наблюдателем пьяной гульбы. Это не было стеснением. Я не боялся, что обо мне будут думать кто бы то ни были? Мне просто было совершенно не интересно мероприятие по неограниченному поглощению алкоголя в сопровождении юмора, от которого, человека обладающего этим замечательным чувством, только тошнит. И в тот вечер я пользовался лишь вкусным чаем за далёким от гуляк столиком и не долго.
О самом семинаре рассказывать нечего. Несколько дежурных митингов с какими-то финансистами ряда известных банков. И всё. А остальное время довольная часть группы семинаристов посвящала... Музеям? Нет. Экскурсиям по городу и прекрасным окрестностям? Нет. Да что, собственно, я спрашиваю? Эка новость. Разделясь на группки они убивали самым безжалостным образом время обнося магазины на своём пути. А вечерний досуг проходил в обмене информацией и мнениями о проделанной работе.
Я не хочу сказать, что отношу себя к части группы, оставшейся недовольной Супер-Снминаром. Может быть именно я был самым довольным из всех довольных. Я влюбился здесь. До дрожи в суставах.
Какие только строки не посвящены французской женщине? Её боготворили всегда, во все времена. Достаточно вспомнить королеву Марго, Констанцию и Миледи Дюма. Как любил своих героинь Бальзак? А Ги де Мопассан, Гюго, Золя?.. А тот факт, что женщина во Франции была единственной причиной, когда король обнажал голову, тоже говорит о многом. И ведь в них влюблялись не только французы.
Но, дорогие мои, я выпал из ряда этих великих имён. Может быть как раз потому, что не велик (в чьём то понимании). Вобщем голова моя была захвачена амбром любви исходившем от молодой женщины, давно уже жившей во Франции и работавшей с нашей группой в качестве гида и преводчицы. И была она вовсе не француженка, что стало мне известно много позже. Поток её горячей крови происходил из разных географических точек страны, называемой и по ныне многими Советский Союз. Папа - армянин, родом был из Ленинакана, второго города в Армении после Еревана. По професси был геологом. Очень интересная личность. Музыкален, пишет стихи. А мама - сибирская казачка. Познакомилась эта пара во время геолого-разведывательной экспедиции Давида ( так звать отца моей пассии ) в забайкальскую тайгу. Мне неизвестно, что Давид искал в тайге. Но своё счастье и половину нашёл в небольшом шахтёрском посёлке Кадала по близости от Читы. Половина носила красивое имя Екатерина. Роман стремительно перетёк в брак по любви. А плод любви Анжела увидела мир меньше чем через год после окончания экспедиции. Родилась она на родине отца. Там же родились и её младшая сестра и брат. Анжела уже заканчивала среднюю школу, когда вдруг обнаружились их родственники во Франции в Париже.
Геноцид Турции в отношении армян во время первой мировой войны пролил кровь более трёх миллионов мирных людей в течение, буквально, нескольких недель. Люди бежали от янычар по всему миру. И по сегодняшний день большая часть маленького, но гордого народа проживает за пределами Армении. А две трети территории многострадальной страны отделены от неё турецкой границей. Официально геноцид не признам мировым сообществом, и никто не знает, когда Армения вернёт свои законные территории. Грустная история.
Французские родственники перетащили в Париж семейство Анжелы.
В те сукунды когда я её увидел в аэропорту Де Голя по моему телу прошёл приятный озноб. Так бывает, когда вы встречаете ту, о которой мечтали всю жизнь. Но я в этот момент ещё того не понимал. Для начала меня смертельно ранили маслины её чёрных огромных и печальных глаз, обрамлённых длинными ресницами. Я тут же поверил Мопассану.
- Да!, - решил я, - Француженки - это что-то!
Когда переводчица заговорила на странном для француженки русском, я решил, что она изучала язык на Кавказе. Вполне оправданная мысль. Был случай, когда по банковской нужде я оказался в Китае с сотоварищами по работе. Так там был у нас переводчик, имя которого можно было произнести только выучив Китайский язык. Но времени на это не было и мы называли его по простому - Лёша. Он с удовольствием откликался на русское имя и рассказал, что учась русскому языку в Минском ВУЗе, студенты его по той же причине называли Петей. Петя жил в общежитии , где преимущественно находились белорусские студенты, говорящие на русском с характерным белорусским акцентом. Лёша-Петя впитал акцент, как губка. И мы часто слышали от своего китайского друга:
- Теушки! Вы куды!? Ну-ка сюды! Чаво вы прыстали тута!
Иногда мы называли его по имени и фамилии на русско-китайский манер Лёша Туды-Сюды. Но оставим в покое Китай!
Наша группа окружила переводчицу и представителей французской компании, организовавшей семинар. Народу было много. На меня, естественно, никто не обращал внимания, и я мог спокойно изучать внешние данные женщины, ранинвшей меня первым же выстрелом.
Тёмно, тёмно-каштановые волосы крупными волнами стекали ей за спину. Кожа - чистого и гладкого мрамора чуть тронутого нежно розовым оттенком. Пухлость губ говорила о чувственности натуры. Они были естественного цвета, без налёта помады, а тонкий слой блеска увлажняющий их побуждал мысли мечтать об утолении жажды этими губами. Рисунок всей фигуры чётко определялся джинсами, облегающими тело, демонстрируя прелесть бёдер и тонкость талии, а белая водолазка продолжала бег ждинсов вверх от пояса. Венера, если бы видела эти груди, покинула бы все полотна, которыми заполнены музеи мира, изображая красоту её тела.
На вид ей было лет 25. Я подумал, что у такой женщины должна быть семья или, скажем, молодой француз, покорённый ею, так же как и я . Что направлять в её сторону свои похотливые и мечтательные взгляды занятие безнадежное.
Однако, пора бы уже покинуть аэропорт имени генерал-президента Франции?
Автобус более часа катил до отеля, где ещё час - полтора было потрачено на размещение. На этом программа дня в приятном обществе переводчицы, о которой я продолжал думать как о француженке, была закончена. Ну а дальше вы помните - пьянка.
Когда чай перестал быть мне интересен я покинул отель. Погда была чудной, вечерний Париж уже играл оркестром своих реклам, уличных фонарей и волшебной подсветкой домов. Вообще, доложу я вам, вечерние лики многих городов, куда интереснее, чем их дневное естество. Прогуливаясь без определённых целей и сворачивая на улицы и улочки, я оказался в древней части города. Казалось, окружающие постройки ровестники Генриха Наварского. Узкие улочки, где по булыжным мостовым попавший на них автомомбиль мог двигаться только прямо. Где народ гулял, шумя и смеясь, со всех сторон, наполняя собой мостовые, кофейни и маленькие ресторанчики. Магазинчики были по большей части закрыты. А заходя в яркие кондитерские или магазины одежды, работающие на вечернюю публику, понимаешь, что всё это именно магазинчики, где десяток покупателей делал их переполненными.
Приветливые улыбки владельцев: Бонжуры и Мерси, Пардоны и Вуа Ля. И конечно же Ля Фам. Женщин много. Это естественно и нормально. Но почему так мало красивых? Где они, воспетые перьями мастеров слова прошлого? Может быть в прошлом? Но ведь сегодня было такое интересное начало. Первая увиденная мной француженка произвела неизгладимое впечетление. Я уже подумывал, что моим удивлениям не будет конца. Но улица совершенно не радовала глаз женской красотой. И я решил: Не буду торопить события. В конце концов, может быть я не на той улице и всё?
Сна почти не было. В небольшом номере было скучно и одиноко. Телевизор сыпал на чистом французском какую-то французскую рекламу, а в перерывах между рекламной программой он давал возможность любителям кино посмотреть короткие эпизоды из фильма с участием Жерара Филиппа «Большие Манёвры».
Главный герой мечтал о продавщице из шляпного бутика. И я ему завидовал. Ведь герой знал, что она любит его, хотя была значительно старше, а все страдания и сомнения - лишь законы жанра и воля режиссёра.
Жизнь чаще всего следует своим неотрежиссированным путём.
Солнце окрасило тяжёлые партьеры окон. Я проснулся и посмотрел на часы. Бог сна Гипноз поимел всего два три часа моей жизни. Далее я отдался холодным струям душа, поднявших мой тонус до нужной нормы. Пол часа возни и я готов к завтраку в ресторане. Ему никакого внимания уделять не собираюсь. В девять утра большущий автобус ждал нашу компанию перед отелем.
- Анжелик!Анжелик!- обступившие со свех сторон переводчицу семинаристы, вопросировали наперебой, выясняя программу дня, адреса магазинов и т.д.
Она отвечала на своём милом акценте, но даже и не думала смотреть в мою сторону.
В десять часов группа уже рассаживалась в кресла конференц зала имени Лионского Банка, размещённого в здании 18 века. Небольшом, но с богатой архитектурой.
Думаю дальнейшее тоже мало кому интересно, в том числе и большинству из присутствовавших тогда. Доклады, апплодисменты, перерывы. Обед. Здесь же в банке. И вновь зал. Анжелик работала на совесть. Она делала очень хороший и понятный перевод, в профессиональном смысле финансисовой тематики. Закрывая торжественную церемонию открытия семинара прозвучало самое приятное для меня за последние сутки. Руководитель программы сообщил, что Анжелик персонально закрепляется за нашей группой на весь срок семинара.
Занятия были не каждый день, но её я видел целыми днями и каждый день, всё больше и больше влюбляясь в неё. Около половины группы, к которой я примкнул, организованно посещали музеи и экскурсии. Я любовался Анжелик на фоне Версальских фонтанов и дворцов. Женские фигуры в скульптурных композициях прошлого, украшающие Лувр, проигрывали рядом с ней. Она прекрасно смотрелась на верхушке Эффелевой, когда ветер веером рассыпал тёмный шёлк её волос, а за её спиной весь Париж был как макет с движущимися внизу фигурками. Но одно обстаятельство расстраивало. Может быть я вёл себя слишком скромно, может быть её присутствие заставляло меня быть тише обычного, только за целую неделю она лишь несколько раз задержала на мне свои необыкновенные глаза. В эти секунды, какая то невидимая волна прокатывалась по мне отнимая ноги. Счастье, что я в это время находил предметы на которые мог опереть своё тело. Её голос, немного низкий, отчего и сексуальный, музыкой звучал в моих ушах. Короче - это был «Девятый вал». И только всевышний знал - суждено мне выплыть или нет?
Неделя прошла. Стартовала новая и последняя. Я не питал никаких надежд, прекрасно понимая расстояние между нами, но какой-то лучик всё же теплился. Этот лучик стал пожаром моей души.
Уже в последние дни нашу группу вывезли в Кантри-клуб, по типу американских, недалеко от Парижа. Здесь были гольф, площадки для волейбола и тенниса, гимнастические и тренажёрные залы, бассейны и все прелести капиталистического загнивания. Народ разделился на подгруппы по интересам. Кто потянулся к выпивке и закуске, кто в игровые залы. А я и ещё два молодых человека из Москвы, получив купальные костюмы и полотенца освоились в большом бассейне, окруженном зонтиками, лежаками, цветущими яркими цветами кустиками и снующими униформистами, предупреждащими все ваши желания. Солнце заставляло лезть в воду, где уже отдыхали члены клуба французского происхождения.
Скоро здесь же появилась Анжелик. Она была в коротеньких джинсовых шортиках и топике, облегающем её грациозную грудь. Очки с тёмными стёклами скрывали прелесть глаз. Она прошлась вдоль бассейна и присела в тени зонтика на пластиковое кресло, накинув на него большое полотенце. Я в это время был в воде и мне было страшно её покинуть. Я себя просто не узнавал. Откуда эта робость и стыдливость? Что со мной? Неужели это всё по - настоящему ?
Собравшись, как перед опорным прыжком в гимнастике, я вышел на сушу. Нельзя было определить куда она смотрит ? На меня или москвичей? А может быть на обслугу, предлагающую ей напитки и фрукты, или кто-то из членов клуба волновал её ? Очки скрывали глаза.
Я был уже рядом и услышал:
- Как вода?
- Чистая... - ответил я.
Она улыбнулась.
- Удивительно.
- Что удивительно? Что чистая?.. - я присел на лежак по-соседству от неё , промокая тело полотенцем.
- Мне кажется, что ты многословнее.
Мне стало жарко. Она говорила со мной на ты .
- А давайте выпьем на брудершафт, а то мне неудобно, - предложил я.
- Видишь , как легко быть самим собой ?- ушла она от моего предложения.
- Ладно. А ты могла бы снять очки?
- Какой ты капризный мальчик!? - сняла она всё же очки, аутируя меня своими взглядом.
- Нет! Я не капризен. Просто преступление скрывать за стёклами такие глаза.
- Спасибо!
Мне показалось, что она немного смутилась.
- Можно я задам, может быть, нескромный вопрос?
- Это нескромно, задавать нескромные вопросы скромным девушкам! - засмеялась она.- Но ты можешь.
- Спасибо за доверие, - любезничал я. - Меня очень удивляет твой необычный для француженки акцент. Что это?
- А я не француженка. И меня на французский манер называют Анжелик. А вообще я просто Анжела.
Она мне рассказала историю своей семьи. А я любовался её необыкновенно красивой кожей и вспоминал Бальзака. Это он писал , что нет прекраснее кожи, чем у армянок. Похоже, Оноре то знал, что пишет?
- Мне уже тридцать пять, - вдруг сказала она, когда я и не думал спрашивать о возрасте.
Но это было эффектно. Никак, никогда не дал бы ей этих лет.Она старше меня на пять. Но какое это имеет значение?
Когда мы проговорили около получаса я поинтересовался :
- У нас ведь сегодня вечером нет плановых мероприятий?
- Нет ! Все свободны.
- А ты чем-нибудь занята?
Она немного повела плечиком не сводя с меня глаз. Это означало: А что?
- Я бы хотел увидеть нормальный Париж, не экскурсионный. Ты мне покажешь? Если ты, конечно, не занята.
- А что ты хочешь увидеть? - не давала она прямого ответа.
- А всё что тебе будет приятно видеть. Скажем – твой Париж!
Она улыбаясь поднялась из кресла, положила на столик рядом очки, подошла к краю бассейна, несколько раз кивнула головой, не поворачиваясь ко мне, и нырнула в чём была в глубину воды.
А когда через минуту вышла, я увидел, что её белый топик стал прозрачным. Это было издевательством над моим организмом. Груди смотрели мне в глаза не краснея. Я же терялся и не знал что делать. А Анжела подойдя вплотную ко мне и одной рукой опираясь в моё плечо, другой поправляла надетую на ногу босоножку с тонкими лямочками цветной кожи. Её прикосновение было нежным и лёгким. Я опьянел в секунды.
- В девять вечера я буду в холле отеля. Устраивает!?
Меня бы устроило всё, что бы она не предложила.
- Договорились,- произнесло моё счастливое и ипуганное неожиданным счастьем лицо.
- Ну, ты извини Аркадий! Я пойду. Я ведь на работе. Узнаю, что и как?...
Я остался один, на другом краю бассейна москвичи резвились в воде.
Около шести вечера нас перевезли в гостиницу. Анжелы не было. Она со всеми попрощалась до следующего дня ещё в клубе.
На ужин я не ходил, предполагая сделать его праздничным в обществе чудной соотечественницы.
Анжела появилась ровно в девять.
- Добрый вечер! - она была, как статуетка. Волны волос забраны наверх, обнажая белую шейку. Сиреневый топик, завязанный впереди много выше талии. Голые плечи, обнажённая полоска живота, тёмные джинсы клешённые от бедра. И блестящие интересом глаза.
Я тонул в них всякий раз, когда встречался с ними. В эти секунды просто захватывало дух.
Мы ходили по незнакомым мне улицам. Нас окружали светящиеся шпили готических церквей. Старенькие дома с малюсенькими окошками, а иногда фасады современных зданий взрывались в небо стеклом и сталью, бетоном и пластиком.
На больших улицах гул машин, пешеходы, свет реклам и аромат кофе, дымка готовящегося к съедению мяса, аромат приправ. Всё смешивалось с облаками духов и составляло какую-то торжественность и праздничность в воздухе.
Мы много разговаривали о разном. Ей интересно оказалось слушать меня, про мою жизнь, друзей и дело, которым неожиданно стал заниматься.
- Хочешь посмотреть Монмартр? - спросила она.
- Очень.
Анжела схватила меня за руку, лихо поймала такси, и через двадцать минут мы были в шумной кофейне в центре Монмартра. Дым сигарет, речь со всех сторон, смех. Много молодёжи. И зажигательная гонка двух гитар и аккордеона. Молодые ребята виртуозно владели инструментами. Впечатление, что они играют наперегонки создавали невообразимые переборы струн их быстрыми пальцами. Они как будто вели стремительную беседу на своём языке, а аккордеон поддерживал общую тему разговора. Это были испанские цыгане. Испанский ритм угадывался сразу. Музыка играла кровью.
Мы пили розовое вино, кофе. Анжела курила. Иногда встречались глазами и долго молчали. Я горел как бекфордов шнур. Её глаза сверкали огнём, но я не мог понять, что это за огонь: музыка, вино или чувство?
Она меня победила. И я хотел ясности.
- Анжела! Я хочу попросить прощения!
- За что?- улыбалась она и плавила меня этим.
- За то, что сейчас скажу... Ты снишься мне.
- О-о! Аркадий... Это заболевание,- она продолжала улыбаться, а глаза не верили моим словам.
Она была права , потому что это были не сны а грёзы. Я грезил этой девочкой тридцати пяти лет. И видения не давали мне спать.
- Мне очень трудно тебе всё объяснить, - говорил я. И мне, кажется, впервые было трудно объясняться в любви. Да я никогда этого и не делал по настоящему . Что значит серьёзность чувств? И речистость исчезла, и мысли в кашу превратились. Страх, что любовь может быть безответной делает нас рассыпчатыми как печенье.
- Я не знаю как тебе объяснить, что со мной происходит?..
- Мальчик! - остановила она мою робкую речь. - Ну что ты придумал?
- Я не придумываю. Ты разве не чувствуешь этого?
Она опустила глаза, взяла бокал вина, сделала несколько глотков:
- И как я тебе снюсь?
- Ну,... Ты.. М-м-м, ...Мы, - язык не слушался и не находил слов.
- Голая? - очень прямо спросила Анжела, не поднимая глаза.
- Вобщем, да!
Молчание. Она глубоко вздохнула. Подняла голову и глаза стрельнули разрывными пулями. В них отражался огонь свечей стоящих на столе, но впечатление было, что это пламя на дне её черных глаз.
- И что мы будем делать?
- Не знаю? - глупо сказал я.
- Тебя надо полечить, - сделала Анжела врачебное заключение.
- Пожалуйста, полечи меня.
Она покачала головой:
- Ты сумасшедший...
Мы ещё недолго сидели в этом кафе. Такси вернуло нас к отелю. На улице Анжела спросила:
- А ты хочешь есть?
- Да. Я хотел поужинать с тобой, но всё как то скомкалось. Может быть поужинаем у меня в номере? Я не хочу есть на людях.
- Пошли, - она зашагала впереди меня в отель.
В номере она схватила трубку телефона и защебетала на французском. Её визит в мой номер сделал меня смелее, и я подошёл к ней, указательным и безымянным пальцами сомкнул её нежные губы, забрал телефонную трубку и заговорил с обслугой:
- Do you speak English?
- Yes! Of cores! – отвечал женский голос.
Я стал заказывать ужин в номер. Всё было прекрасно и заказ принимался как по маслу. Там было вино, но уже красное к мясу, был салат с какими то французскими соусами, был фруктовый десерт и кофе. Мне хотелось заказать шримпов, но представитель сервиса отвечала, что кроме сендвичей со шримпами ничего предложить не могут. Анжела не ожидала моего английского и слушала мои телефонные переговоры как заворожённая.
- Мне не нужны сендвичи, дайте мне только шримпы.
- Мы этого сделать не можем, - поражал меня сервис, - только сендвичи.
После минутного препирания я уступил.
- Хорошо два!
- С каким хлебом? - последовал вопрос из телефонной трубы.
- А какой есть? - резонный вопрос на вопрос.
Началось перечисление.
Пока сыпались в ухо сорта хлеба, я решил, что сендвич со шримпами без хлеба будет как раз.
- А можно без хлеба?
- Да. - удивил меня голос.
- Это всё - прощался я с обслугой, давясь от смеха.
- Что такое? - радовалась вместе со мной Анжелик, - Что ты там наговорил?
- А ты не знаешь английского?
- К сожалению, - улыбалась она.
Когда я ей рассказал историю про сендвичи без хлеба, она хохотала громче меня.
Минут через двадцать мы вкусно ели и пили.
Всё было очень мило и весело.
Я больше не произносил слов, напоминающих Анжеле о моих к ней чувствах. А она делала вид, что ничего не произошло.
Наш поздний ужин закончился в два ночи. Я проводил её немного пешком . Посадил в такси. И машина унесла мою мечту.
До нашей разлуки оставались два дня. Самого главного я ей не сказал. И шансов сделать это было всё меньше.
У неё, наверняка, кто-то есть. Потому что она волшебная. Она обладает такой притягательной силой, что бесполезно сопротивляться.
За сутки до окончания семинарии и отлёта на Родину организаторы дали большой банкет, для чего был арендован ресторан в гостинице «Хилтон».
Официальная часть, чудный джаз. Сам ужин. А когда наши братья припили, джазменов попросили освободить площадку. И как из-под земли появился двухкассетный магнитофон, позвавший голосом Киркорова пьяных соотечественников в хоровод.
- Исполняется Советская народная пляска «Ты моя мышка, я твой тазик». Танцуют Все! - слышал я внутренний голос и улыбался телесам энергично отбивающим каблуки под лихой напев.
К большому круглому столу, за которым сидел я и ещё человек семь подошла Анжела и присела рядом со мной. На ней было коротенькое черное платье облегающее её точёное тело, черные туфли на высоком каблуке и никаких украшений, которые ей и ни к чему.
- Как ты?- спросила она взяв в руки мой бокал и выпив из него всё вино.
- Плохо,- признался я.
- Отчего?
- Скучно...
- А людям весело, - указала она рукой на зажигательные танцы выпускников семинарии.
- Ты не хочешь сбежать отсюда?
- Я бы с удовольствием, но не могу.Работа...
- А ты подумай. Посмотри, все уже давно друг друга понимают без твоей работы.
Анжела посмотрела по сторонам:
- Я сейчас,- сказала она.
Через минуту вернулась:
- Ну, пошли?
Я взял её за руку и шёл, наслаждаясь прикосновением к нежной коже. Мы оказались на улице.
- Куда ты меня поведёшь? - смеясь говорила она. И только тут я заметил, что она пьяна.
- Девочка, а когда и чем ты опьянила организм?
- А я сама выпила две бутылки шампанского и ничего не ела, - хохотала она.
- Куда же в тебя поместилось?
- Это нескромно, - сделала она замечание и шлёпнула меня по лечу.
- Поехали ко мне? - предложил я.
- Нет ! Нет! Нет!... Мы поедем ко мне.
- К тебе? Ты меня хочешь познакомить со своей семьёй?
- Ой! Глупый ты! Ты ещё ничего не знаешь. Мы поедем ко мне, где я могу быть одна, - её язычок немного спотыкался о шампанское, а в печальных глазах был незнакомый блеск.
Я поймал такси, мы упали на заднее сидение. Таксист получил маршрут, и мы довольно быстро оказались на тёмной пустынной улочке. Кругом было много построек и деревьев. Под ногами стучала каменная мостовая. А впереди возвышался силуэт здания с характерными для готики стрелами в небо.
- Это маленький музей современного искусства, - объясняла Анжела, - мои друзья художники имеют здесь мастерскую. Одна маленькая комната оборудована для меня. Это моя келья , где я могу побыть одна. У тебя не бывает желания иногда остаться одному?
- Бывает. Но ничего специального для этого я не делаю.
Ключом она открыла массивную дверь.
- А сигнализация? - спросил я понимая : раз музей - значит сигнализация.
- Это тыльная сторона здания музея. Она не сообщается с залами, где экспонаты.
На втором этаже она отомкнула красную блестящую дверь. В комнате пахло старинными стенами.
- Здесь всегда горит свет, - объясняла Анжела, не получая вопросов, - Во сколько твой самолёт?
- В пять вечера. Что с тобой, девочка?
Она обошла меня и присела на стул у квадратного стола.
- Сядь, - кивнула она на кровать, стоящую тут же.
Но я подошёл к ней, опустился на пол, положил руки на её колени и почувствовал, как они тут же задрожали.
- Анжела!Я тебя люблю...
Глаза в глаза смотрели мы. У неё вздрогнули пленительные губки. Я положил свою голову ей на ноги, упираясь макушкой в живот. Анжела была горячей от волнения. Её руки коснулись моего лица, я притянул ладонь к губам и стал её целовать.
- Мальчик подожди, - она меня подняла на ноги. - Я хочу тебе сказать.
- Может не надо.
- Надо... Уменя двое детей. У меня муж.
- Ты его любишь? – произнёс я после паузы и присел на кровать, чувствуя поражение.
Она помолчала, потом словно сглотнула слёзы :
- Раньше любила. Очень.
- А теперь?
Она посмотрела на меня.
- А теперь нет... Где ты раньше был? - тихо сказала она и слеза скатилась по её левой щеке,- я тебя ждала всю жизнь.
Я просто обалдел от этого признания. Она меня знала лишь неделю с небольшим и вдруг... Но самое удивительное, что то же самое испытывал и я. Именно её я ждал в своей жизни. Я знал, что именно с ней я могу быть счастлив.
Я подошёл опять к ней и приблизился к её губам своими :
- Где ты был ? - прошептала она закрывая глаза, шлёпнула меня кулачком, разжала его, рука вдоль шеи поднялась к голове и утонула в моих волосах. Её дрожащие и нежно целующие мои губы были вкусными, пьянительными.
Мы переместились на кровать и вся ночь стала нашей. Очень длинная и очень короткая ночь. Мы не отпускали друг друга. Страх, что может быть это единственное в нашей жизни свидание, заставлял нас насытиться друг другом. Нас мучила жажда. Хотелось пить .
- У меня здесь кроме апельсинов ничего нет.
- Давай ... - просил я.
Она встала. Из маленького холодильника в углу комнаты достала кулёк апельсинов, нож со стола и вернулась в постель. Первый апельсин мы съели. А потом... Это был апельсиновый рай. Апельсины были везде. Мы были с ног до головы в апельсинах. Она слизывала ароматный сок с моего тела, а я с её. Мы кувыркались, желая успеть везде. Мы всё делали при ярком свете лампы. Я изучил всё её тело, все её родинки. Я помню тот огонь, который охватывал меня во время погружения в неё. Необыкновенное чувство.
А утром, когда за окнами солнце будило всё живое, она сказала, что нам пора растаться.
Мы оделись, вышли на улицу.
Долго, долго целовались. Она плакала и говорила, что очень любит меня. Что никогда и ни с кем ей не было так хорошо. И что не хочет, чтобы я её забыл.
- Девочка. Только ты. У меня тоже не было ничего подобного. Я тебя люблю.
Я улетел.
Мучительно больно жить на расстоянии с той, кто составляет ту часть тебя, что называется твоей половиной. Мы как две части разломленного яблока, которые воля судьбы разнесла на многие километры друг от друга. Но я знаю и помню, что вот там, именно там, меня ждёт моя половинка.
Но это ещё не конец истории.
Прошли месяцы. Я иногда звонил своей девочке. Она просила не писать, что бы избежать ненужных случайных скандалов, если письмо попадёт в чужие руки. Всякий раз она говорила, что безумно скучает, просила приехать.
Любовь меня изменила. Да, я почувствовал, что пересёк определённый рубеж, на границе которого нашёл ту, которую, наверное, не искал, но ждал. И все мои мысли теперь были о ней.
Когда я узнал, что мне предстоит очередная поездка во Францию, немедленно позвонил Анжеле.
- Что делаешь ? - спросил я, услышав её голос, не здороваясь.
- Жду твоего звонка. Моя жизнь теперь в основном посвящена этому занятию.
- Сейчас я буду говорить... Ты только спокойно реагируй,- попросил я предупредительным тоном.
- Что случилось? - насторожилась она.
- Я через неделю буду в Марселе.
- И-и-и-и! - верещала трубка.- Родной мой, давай рейс, дату, я придумаю что-нибудь. Я буду тебя встречать.
- А что ты подумала, когда решила, что случилось что-то?
- Ты же сумасшедший.... Я подумала, что ты женишься.
- Если это случиться, то ты узнаешь об этом первой.
- Ты хочешь, чтобы я разрыв сердца получила?
- Ну я же не получаю. А потом первой узнаешь ты, потому что будешь моей невестой.
- Мальчик мой!... Знаешь чего я больше всего хочу?
- Да!
- Чего же?
- Того же, что и я!
- Апельсинов?
- Да родная....
Предыдущие из серии Дон Жуан из Жмеринки
Дон Жуан из Жмеринки
Балет! Балет!
В гостях у Чичи или мой питерский романчик.
Артур Гинзбург