- Мамочка! - продолжала она плакать, - Его завтра должны посадить в тюрьму ни за что!
- Толком, толком объясните,- нервничала Алла Павловна.
Антон как мог коротко рассказал о происшедшем с ним.
- Сволочи! - воскликнула она, продолжая ещё не понимать всего, - Какие же они сволочи?!... Антоша. Надо же что то делать?!...
- Алла Павловна! Уже ничего сделать невозможно... Всё... Завтра утром я иду сдаваться..
- А мама? Как же мама? Ты ей сообщил?
- Я не знаю как сказать ей об этом, но это нужно сделать сейчас.
- Хочешь?... Я с ней поговорю... - предлжила Алла Павловна.
- Нет! - отрезал Антон, - я должен это сделать сам.
Антон встал из-за стола и прошёл в комнату Ирины. По межгороду набрал рабочий телефон мамы.
- Алло! - услышал Антон родной голос в трубке и ком подкатил к его горлу.
- Алло! Говорите...
- Мама! Это я! - спокойно сказал Антон, не смотря на волнение.
- Тошенька! Сыночек! Здравствуй родной! Как дела?...
- Мама!... У меня есть что тебе сообщить... - так же невозмутимым голосом продолжал Антон....
Но какой ребёнок сможет обмануть серце матери.
- Тоша! У тебя что-то случилось? ...Опять? - угадала она.
- Да, мамочка!... Только умоляю не переживай....
- Я сейчас же вылетаю! - перебила Антона мама.
- Мамуль! Послушай меня. Успокойся. Я уже всё предпринял. Акоп занимался этим делом.... Ничего изменить нельзя.... Ты можешь с ним созвониться позже он будет знать, когда нужно приехать...
- Почему с ним? Ты что - сам не можешь сообщить?
- Мама! Всё очень глупо и нехорошо... Но завтра.... - он тянул паузу расчитывая, что так маме будет легче всё это пережить, - Завтра.... Я сажусь в тюрьму...
Антон услышал как вскрикнула мама, как она закрыла трубку рукой и заплакала, и как она продолжала говорить, дрожащим от волнения голосом, - Я немедленно вылетаю. От Адлера до Ростова всего два часа лёта...
- Нет мамочка. Я тебя умоляю ... Это ни к чему... Нет никакого смысла...
Они ещё минут десять говорили. Антон попращался с мамой передал всем родным приветы и положил трубку телефона....
Утром следующего дня Антон встал рано, да он и не спал. А Ирина под утро провалилась в сон, и Антон не стал её будить. Он принял холодный душ, побрился, оделся и вышел на балкон. Легкий мороз щекотал нос, ветер поднимал клубы пыли и нёс куда-то кружа.
- Вот так, вместе с пылью, лететь бы подальше от всего...Или провалиться в неизвестность, - думал Антон, глядя на ворожбу ветра. А внутренний голос ему говорил:
- В неё то ты, друг и провалишься сегодня!.... Сегодня,... сегодня, ... сегодня, ... сегодня... - повторял он, как заезжанная пластинка.
Антон смотрел вокруг на серые дома, серые деревья, серую землю.
- Всё обесцветилось, - прошептал он вслух.
Открылась балконная дверь, и плеча Антона коснулась рука, повлекла за собой в комнату, и, войдя в неё, Антон оказался в объятиях Ирины.
Она целовала ... Жадно... Взъерошив волосы Антона, периодически повторяя:
- Нет!... Нет!... Нет!... Не хочу!...
Антон не мог произнести ничего...
В половине восьмого Алла Павловна, Ирина и Антон шли пешком к черте ,за которую должен был ступить Антон, и за которой их пути разойдутся навсегда. Но сегодня об этом никто не знал. Наверное и мыслей таких ни у кого не было.
Капитан Крокин ждал Антона у входа в райотдел.
Все поздоровались.
- Готов? - спросил Крокин.
- Да, - сухо произнёс Антон.
- Ну пошли...
Все оказались в здании, на первом этаже, где следователь дал кому -то распоряжение принять Антона и оформить в Камеру Предварительного Заключения. Процедура была неприятной, сопровождалась молчанием провожающих Антона. Кто-то в форме задавал ему вопросы, что-то писал, а потом приказал пройти за металлическую решётку. В эту же секунду Ирина кинулась к Антону , повисла на его шее и обвила его туловище ногами, плача и крича: Не-е-ет!
Менты кинулись было разнять влюблённых, но Крокин их остановил.
Антон поставил Ирину на ноги, что-то шепча ей на ухо, но унять её рыдания не смог.
Он шагнул за решётку, которая захлопнулась следом за ним, как мышеловка.
А потом всё как в кино ... Наручники, камера... Отпечатки пальцев, фото - фас, профиль... День в одиночке. Вечером этап с пинками салаг, призванных на службу во внутренние войска. Короткий путь от камеры до воронка сопровождался ударами автоматов и травлей служебными собаками, и непониманием Антона за что? За что его так ненавидят эти сопляки, которые ничего о нём не знают и видят впервые? Откуда в этих юных головах столько злости и ненависти к людям, попавшим за черту, от которой нет панацеи? Неужели у них есть матери и любимые? Откуда они и почему их так много?...
В темном воронке, набитом людьми, Антона перевезли в тюрьму на Кировском проспекте. Следственный изолятор распахнул свою страшную пасть и проглотил очередной этап.
Солдаты открыли двери воронка и со звериным криком стали выгонять заключённых во двор изолятора, где всем раздавали удары сапогами и автоматами передавая свой «товар» попкарям тюрьмы, которые в свою очередь не скупились на автографы своими дубинками, знакомясь с пополнением.
Всех загнали в душный отстойник, где уже находились ЗК , человек пятьдесят. Двери отстойника пришлось закрывать сдавливая тела людей как в автобусе... Все стояли, сидячих мест в этом транспорте не предусматривали. В углу этого темного цементного мешка без отдушины щедро пах большой бидон из под молока, наполненный челочеческими испражнениями. Гражданка «Параша» в этих стенах имела различные облики, в том числе и такой.
Через два часа с грохотом и гомоном попкарей дверь камеры впустила струю свежего и холодного воздуха.
- Жулики! - орал корпусной, - Выходи на шмон!... Я называю фамилию - отвечаете имя отчество ... и вперёд - на шмон!!!
Лицо этого верзилы было невероятно счастливым. Видимо здесь , в этих стенах он становился личностью в собственных глазах. Неограниченная власть над любым из проходящих через его руки, воспаляла его больные мозги, зажигала огонь в безумно - туппых глазах. Здесь он и его коллеги дают волю своим комплексам, нагромождённым средой их произростания, геннами, взрощенными и взлелеенными Советской Властью.
На обыске отметалось всё, кроме зубной щётки и мыла. Здесь ничего личного, кроме этих предметов, больше быть не может.
После обыска все арестанты выходили в коридор и ждали очередных команд надсмострщиков.
- Лицом к стене!.. Руки за спину!... - не прекращали они истерику и периодически без разбору ходили длинными резиновыми дубинками по головам, спинам и ягодицам, стоящих лицами к стене.
Краснощёкий корпусной прохаживался с деревянной киянкой. Похоже это был атрибут его власти, потому как нёс его корпусной так же гордо, как в своё время египетские фараоны носили царственные жезлы.
- Товарищ.... - раздался чей-то голос у стены, тут же перекрытый свистом дубинки.
Автор удара расхохотался:
- Что? Познакомился с дубиналом?... Какой я тебе товарищ?... Здесь нет товарищей - здесь одни начальники...
Антон так и не увидел кого наградили ударом. Его взгляд был упёрт во вспотевшую от сырости трубу на стене, плитку из голубого стекла и собственные туфли без шнурков на ногах.
Началась перекличка, из подвала всех вывели на верхний этаж режимного корпуса и стали паковать зэков по камерам .
Антон услышал свою фамилию, ответил как положено...
- Четыре - семь! - гаркнул корпусной, определив место жительства Антона на болижайшее время.
- Бегом! Бегом !... - орали ему в уши менты, стоящие шеренгой вдоль коридора между камерами, добавляя скорости дубинками.
Четыре - семь...Транзитка... Камера размермерами метров восемь на десять приняла Антона, как селёдку, брошенную в полную бочку с представителями того же отряда с разницей в подвидах и размерах, тут же придавленную гнётом, чтобы сельдь вся в юшке лежала. Здесь было сто пятьдесят подследственных, в основоном стоящих... Сидеть было негде.
- Эй, новенький! - услышал Антон в свой адрес из дальнего угла камеры и откуда-то сверху, - Каких мастей будешь?...
Антон не мог разглядеть обращающегося из-за густого тумана табачного дыма, но голос ему не показался противным.
- Местных! - крикнул он в ответ.
- Валяй сюда, местный!.. Э!... Пропустите пацана сюда.
Антон стал проходить в дымке и смраде общака, преступая через тела, иногда наступая на них, как в общественном транспорте великой страны. Но этот транспорт стоял и никто не знал когда он тронется.
- Валяй сюда, наверх! Тут нормально... - слышал уже Антон голос совсем рядом, поднял голову и обомлел....
