— Ась?
В атмосфере зарождающегося безумия Плятт повторил требование.
— Кого это? — заскрипел «гонец».
Сцена мучительно затягивалась. Ростислав Янович силой впихнул старцу бумаги, которые, разумеется, тут же вывалились из его слабеющих рук. Давясь и отворачиваясь в кулисы, все персонажи начали собирать листы. Кончилось тем, что, собрав бумаги, Плятт схватил гонца на руки и вынес со сцены.
♣
Рассказывают, что однажды Марк Прудкин, находясь уже в преклонном возрасте, по какому то делу заехал в загородный дом к одной знакомой. Время было довольно раннее, и знакомая, выйдя к нему в халате, сказала:
— Вот видите, ради вас я встала с постели...
— К сожалению, ради меня уже не ложатся в постель, — грустно заметил старый артист.
♣
Кто то из актёров звонит Фаине Раневской, справится о здоровье.
— Дорогой мой, — жалуется она, — такой кошмар! Голова болит, зубы ни к чёрту, сердце жмёт, кашляю ужасно. Печень, почки, желудок — всё ноет! Суставы ломит, еле хожу... Слава Богу, что я не мужчина, а то была бы ещё предстательная железа!
(вариант: а то была бы еще импотенция)
♣
Однажды Раневскую спросили, была ли она когда нибудь влюблена, и актриса рассказала забавную и грустную историю. Лет в девятнадцать, поступив в труппу какого то провинциального театра, она влюбилась в первого героя-любовника. Конечно же, он был настоящим красавцем, как и положено актеру, играющему такие роли. «Я же была настоящей уродиной, даже в молодые годы, — призналась Фаина Георгиевна. — Ходила за ним как тень, пялилась, словом, влюбилась как кошка... Он как бы и не замечал ничего, но вот как то раз неожиданно подходит ко мне и говорит:
— Дорогая, вы ведь неподалеку комнатку снимаете? Верно?
— Верно...
— Ждите меня сегодня вечером, часиков около семи, я к вам загляну...
Я, конечно, немедленно отпросилась домой, накупила вина и еды, принарядилась, напудрилась, сижу и жду... Час жду, другой... Наконец, часов около десяти, является пьяный, растрёпанный, в обнимку с какой то крашеной стервой.
— Дорогая, — говорит, — погуляйте где нибудь часок...
Вот это была моя первая и последняя любовь».
♣
Идущую по улице Раневскую толкнул какой то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
— В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
♣
Как то Раневскую спросили, почему у Марецкой все звания и награды, а у нее намного меньше?
На что Раневская ответила:
— Дорогие мои! Чтобы получить все это, мне нужно сыграть как минимум Чапаева!
♣
— Шатров — это Крупская сегодня, — так определила Раневская творчество известного драматурга, автора многочисленных пьес о Ленине.
♣
Однажды Раневская отправилась в магазин за папиросами, но попала туда в тот момент, когда магазин закрывался на обед. Уборщица, увидев стоящую у дверей Раневскую, бросила метелку и швабру и побежала отпирать дверь.
— А я вас, конечно же, узнала! — обрадованно говорила уборщица, впуская Раневскую. — Как же можно не впустить вас в магазин, мы ведь вас все очень любим. Поглядишь этак на вас, на ваши роли, и собственные неприятности забываются. Конечно, для богатых людей можно найти и более шикарных артисток, а вот для бедного класса вы как раз то, что надо!
Такая оценка ее творчества очень понравилась Раневской, и она часто вспоминала эту уборщицу и ее бесхитростные комплименты.
♣
Во время гастрольной поездки в Одессу Раневская пользовалась огромной популярностью и любовью зрителей. Местные газеты выразились таким образом: «Одесса делает Раневской апофеоз!»
♣
Однажды актриса прогуливалась по городу, а за ней долго следовала толстая гражданка, то обгоняя, то заходя сбоку, то отставая, пока наконец не решилась заговорить.
— Я не понимаю, не могу понять, вы — это она?
— Да, да, да, — басом ответила Раневская. — Я — это она!
♣
Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей?
— Ну это еще мягко сказано, — заметила Раневская. — Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления.
— И что?
— Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
На улице в Одессе к Раневской обратилась прохожая:
— Простите, мне кажется, я вас где то видела... Вы в кино не снимались?
— Нет, — отрезала Раневская, которой надоели уже эти бесконечные приставания. — Я всего лишь зубной врач.
— Простите, — оживилась ее случайная собеседница. — Вы зубной врач? А как ваше имя?
— Черт подери! — разозлилась Раневская, теперь уже обидевшись на то, что ее не узнали. — Да мое имя знает вся страна!
♣
Во время войны не хватало многих продуктов, в том числе и куриных яиц. Для приготовления яичницы и омлетов пользовались яичным порошком, который поставляли в Россию американцы по ленд-лизу. Народ к этому продукту относился недоверчиво, поэтому в прессе постоянно печатались статьи о том, что порошок этот очень полезен, натуральные яйца, наоборот же, очень вредны.
Война закончилась, появились продукты, и яйца тоже стали возникать на прилавках всё чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что яйца натуральные есть очень полезная и питательная еда. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и всем сообщала: «Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали!»
♣
Вера Петровна Марецкая загорает на южном пляже. Загорает очень своеобразно: на женском лежбище, где дамы сбросили даже легкие купальнички, знаменитая актриса лежит на топчане в платье, подставив солнцу только руки, ноги и лицо. Проходящая мимо жена поэта Дудина замечает ей: «Что это вы, Верочка, здесь все голые, а вы вон как...» «Ах, дорогая, — вздыхает Марецкая, — я загораю для моих зрителей! Они любят меня; я выйду на сцену — тысяча людей ахнет от моего загорелого лица, от моих рук, ног... А кто увидит мое загорелое тело, — кроме мужа, человек пять-шесть? Стоит ли стараться?»
♣
Раневская в семьдесят лет объявила, что вступает в партию. «Зачем?» — поразились друзья. «Надо! — твердо сказала Раневская. — Должна же я хоть на старости лет знать, что эта сука Верка говорит обо мне на партбюро!»
♣
Однажды в театре Фаина Георгиевна ехала в лифте с артистом Геннадием Бортниковым, а лифт застрял... Ждать пришлось долго — только минут через сорок их освободили. Молодому Бортникову Раневская сказала, выходя:
— Ну вот, Геночка, теперь вы обязаны на мне жениться! Иначе вы меня скомпрометируете!
♣
Геннадий Бортников рассказывал:
Спектакль «Дальше — тишина» ставил в нашем театре Анатолий Эфрос. По замыслу режиссёра, на сцене было много всякой мебели, вещей, а на шкафу стоял велосипед. Исполнительница главной роли Фаина Григорьевна Раневская долго ворчала, что сцена загромождена так, что повернуться негде, а потом ткнула пальцем в велосипед: «Уберите это чудовище, оно меня пугает». Анатолий Васильевич вежливо поинтересовался, почему. Фаина Григорьевна сказала, что велосипед непременно свалится ей на голову. Эфрос стал успокаивать, повторял, что ничего не случится. Они долго препирались, но велосипед всё‑таки сняли. На следующий день он снова был на шкафу, и снова Раневская настояла, чтобы его убрали. Так продолжалось несколько дней. Рабочие всё надеялись, что она забудет, а она не забывала. Однажды репетировались сцены без участия Раневской, и вдруг велосипед с грохотом падает вниз. Артисты врассыпную, а из зала доносится голос Фаины Григорьевны: «Вот вы говорили, что я вздорная тётка, а ведь случилось».
В театре упразднили должность суфлёра. В спектакле «Правда — хорошо, а счастье лучше» у Раневской было много текста, и она очень боялась что‑то забыть. Помощник режиссёра, стоя за кулисами с пьесой в руках, во время пауз, которые Фаина Григорьевна делала специально, ей подсказывала. Боясь, что Раневская что‑то не расслышит, она каждый раз высовывалась так, что её голова была видна в зале. В одной из сцен, когда помреж чуть было совсем не вышла на сцену от усердия, Раневская её остановила: «Милочка, успокойтесь, этот текст я знаю». Самое интересное, что зрители решили, что так и было задумано.
Мой дебют «В дороге» не прошёл гладко. Одну из сцен мы с партнёром играли на фурке, которую вывозили из‑за кулис. На этой площадке стояли стулья, стол с посудой. Рабочие резко вывезли фурку. Стулья попадали на сцену, со стола посыпалась посуда, мы с партнёром, ухватившись за стол, еле удержались на ногах. От неожиданности я громко крикнул: «Вы там что...» Продолжить фразу мне не позволила звенящая тишина, которая повисла в зале, и в этой тишине раздался извиняющийся голос рабочего: «Гена, мы больше не будем».
Любовь Петровна Орлова очень серьёзно относилась к работе. Она не принимала участия в розыгрышах и не очень жаловала всякого рода театральные шутки. Много сезонов шел у нас в театре спектакль «Милый лжец», и каждый раз она приходила в театр задолго до начала. Её партнёром был Ростислав Янович Плятт. За час до начала спектакля она заходила к нему в гримерную и просила пройти на сцену, чтобы всё повторить.
Однажды она заходит к нему и видит на столе пустые бутылки, а на полу невменяемого Плятта. В ужасе она возвращается к себе, звонит администратору и всё ему рассказывает. Тот начинает её успокаивать: «Я уже всё знаю, возмущён до глубины души, но вы не расстраивайтесь, мы нашли замену». Любовь Петровна в недоумении, а администратор продолжает: «Наши мастера постарались и загримировали его под Плятта. Сейчас я к вам его пришлю». Через несколько минут перед Орловой появляется абсолютно трезвый Плятт. Любовь Петровна нервно и придирчиво осмотрела его и успокоилась только тогда, когда поняла, что это розыгрыш.
♣
В 60 е годы в Москве установили памятник Карлу Марксу.
— Фаина Георгиевна, вы видели памятник Марксу? — спросил кто-то у Раневской.
— Вы имеете в виду этот холодильник с бородой, что поставили напротив Большого театра? — уточнила Раневская.
♣
Раневская как то сказала с грустью:
— Ну надо же! Я дожила до такого ужасного времени, когда исчезли домработницы. И знаете почему? Все домработницы ушли в актрисы.
♣
Одно время композиторы Никита Богословский и Сигизмунд Кац выступали в различных городах с совместными авторскими концертами, где каждому из них давалось по отделению. Однажды два концерта должны были состояться в одно и то же время, но в разных местах. Выход был только один: во время антракта каждый из авторов должен был успеть на машине добраться к месту другого концерта. И вот начинается концерт. На эстраду бодро выходит Богословский (который очень любил над всеми подшучивать) и отвешивает поклон: — Здравствуйте, я композитор Сигизмунд Кац. В зале раздаются дружные аплодисменты: авторов знают только лишь по фамилиям. Затем композитор рассказывает о «себе», о «своем» творчестве, блестяще имитируя манеры, жесты, мимику, интонации голоса, излюбленные словечки своего коллеги. С тем же удивительным мастерством перевоплощения он исполняет под собственный аккомпанемент популярные песни Каца «Сирень цветёт», «Шумел сурово Брянский лес» и другие.
Первое отделение заканчивается под гром аплодисментов. Богословский сразу же садится в машину и уезжает на другой концерт. А здесь после антракта начинается второе отделение. На эстраду выходит Кац и отвешивает поклон: — Здравствуйте, я композитор Сигизмунд Кац. В зале недоуменное молчание, слышится чей то смешок. Несколько смущенный автор, не понимая, в чем дело, всячески стремится наладить контакт с аудиторией: он слово в слово повторяет уже известный публике рассказ о себе, о своем творчестве. Наконец, он садится за рояль и начинает петь свои песни. Но чем дальше, тем больше в зале нарастает веселое оживление, и, в конце концов, начинается гомерический хохот... (ходит также вариант, в котором Богословский точно так же разыграл кого то из братьев Покрассов)
♣
Никита Богословский и Сигизмунд Кац однажды в Грузии попали в старинный ресторанчик, стены которого были увешаны портретами великих людей, бывавших здесь когда‑либо. Под каждым портретом стоял столик, и хозяин, огромный пузатый грузин, негромко командовал официантам:
— Один шашлык к Толстому... два «Кинзмараули» к Пушкину...
Узнав, что его гости — композиторы, да еще такие знаменитые, он радостно вскинул руки:
— Дарагые маи, пасматрыте туда: вот для вас столик пад партрэтом Чайковского! Эта для нас святое место: он здесь сам сыдэл, мой дэдушка его кормил! Ми за этот столик никого нэ сажаем, ныкого! Вас посадим — как самых дарагих гастей!
Посмотрев в сторону Чайковского, гости увидели за столом такого же, как хозяин, большущего грузина, уплетавшего за обе щеки табака и запивавшего кахетинским.
— Как же — никого не сажаете, — спрашивают хозяина, — а этот почему?..
Хозяин интимно склонился к композиторам и чисто по‑кавказски объяснил:
— Очень прасыл!..
♣
Иван Рыжов и Василий Шукшин впервые встретились на съёмках фильма «Мы, двое мужчин». Их поместили в гостиничный номер. Трудно представить более разных людей! Рыжов выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Маленький и полный, говорливый и весёлый, он был само почтение и обращался со всеми только на вы. Шукшин переживал «возраст Христа». Высокий и жилистый, молчаливый и мрачный, он сходился с людьми трудно и предпочитал говорить «ты».
— Давай ка, отец, — выдавил он улыбку и поставил на стол бутылку, — за ради знакомства...
— Не пью с, — почему то вырвалось у Рыжова старомодное «с» и тут же он виновато защебетал в своё оправдание, дескать, были и мы... ха-ха.
— Кури! — уже суровее пригласил к общению Шукшин и чиркнул спичкой.
— Не курю с, — опять выскочило у Рыжова, и он снова «зачирикал»...
Глаза Шукшина презрительно сузились. Он пожевал папиросу, налил себе, выпил и многозначительно крякнул: баба, мол, а не мужик!
Рыжов заботливо предложил ему закуску.
— Пошёл ты!.. — бросил тот, как выругался, и хлопнул дверью.
Наступил вечер. Рыжов уже спал — вернее, делал вид. Вернулся Шукшин и внимательно посмотрел на стоящие рядом пакет молока, початую днём бутылку, на румяного соседа, и скривился.
— Интеллигент! — процедил он сквозь зубы и сплюнул. — Тоже мне... Кадочников!
Потом Шукшин часто обзывал Рыжова этим словом и поизносил его с отвращением, вроде «тунеядец» или ещё похлеще.
Однажды он застал напарника в номере, когда тот благостно поглощал кефир, и опять- наградил его кличкой.
— Какой я тебе интеллигент?! — сразу на ты взорвался Рыжов — Я родился в деревне! Шукшин опешил, но, как петух, принял бойцовскую стойку.
— А лошадь сможешь запрячь?
— Да уж не хуже тебя, — в гневе продолжал Рыжов, — тоже мне... крестьянин!
— А ну, докажи, — подхлестнул Шукшин. — Я — лошадь, запрягай! Рыжов с ходу включился в игру. Он по деловому согнул обидчика и принялся снаряжать воображаемой сбруей. Седелка, подпруга, хомут, дуга быстро заняли своё место. Рыжов стал затягивать супонь, да так вошёл в раж, что когда «лошадь» покачнулась, осадил:
— Тпру, Васька, стоять! — и по инерции употребил «пару ласковых».
Шукшин поперхнулся от неожиданности, но замер как вкопанный.
А конюх пристегнул вожжи, хлопнув ими, послал: Но, но! Васька!
Шукшин чуть замешкался и сразу получил удар под Зад:
— Пошёл, глухая тетеря!
Василий рухнул на кровать и зашёлся от смеха. Рыжов смотрел на него, как на чокнутого.
Потом они обнялись и... стали друзьями.
♣
Рассказывала Анна Самохина:
Однажды мы вместе c Зиновием Гердтом и Валентином Гафтом ужинали в ресторане при гостинице — не помню уже, в каком городе, — сели втроем за стол, и Гафт говорит: «Ну что, Зиновий Ефимович, закажем по коньячку?» Гердт качает головой: «Нет-нет, Валя, подождите. Ну что вы торопитесь? Смотрите меню спокойно». Ровно через десять минут официант приносит бутылку шампанского и ставит на стол: «Это для вас — с того столика». Оборачиваемся — там кланяются. «Спасибо. Спасибо». Потом появляется еще шампанское. Следом — бутылка коньяку, за ней — бутылка вина. И через час полстола уставлено всевозможными бутылками. Зиновий Ефимович: «Ну вот, Валя, а вы собирались заказывать!»
♣
В первоначальном варианте пьесы «Человек с ружьем» была сцена, в которой Сталин, роль которого исполнял Рубен Николаевич Симонов, приходит в кабинет к Ленину. Однажды актеров пригласили исполнить эту сцену на правительственном концерте в честь юбилея Советской власти. Гримировались и одевались актеры дома. И вот в таком виде Борис Щукин и Рубен Симонов отправились в Большой театр на концерт. В то время еще не было тонированных стекол и на окнах старенького «Форда» висели занавески. Подъезжая к театру, водитель Симонова нарушил правила дорожного движения и появившийся милиционер остановил автомобиль, и стал кричать на шофера:
— Что ты прёшь!? Сейчас Сталин приедет! Вылезай!!! — и стал буквально вытаскивать бедолагу из машины.
Наблюдавшие эту картину актеры решили, что пора выручать водителя, и тогда Рубен Николаевич отодвинул занавеску, представ перед ретивым служителем закона в гриме Сталины и при полном «параде», и тихо, но уверенно сказал:
— Товарищ милиционер, подойдите пожалуйста сюда.
Милиционер вытянулся в струнку, а вошедший в роль Симонов продолжал:
— Вы знаете, что останавливая мой автомобиль, вы облегчаете покушение на меня. Вы знаете сколько у меня врагов. Я выбрал такой простой автомобиль, чтобы дезориентировать противников.
Обезумевший милиционер стал извиняться, на что «самозванец» ответил:
— Я вас прощаю, но я не знаю, что по этому поводу скажет Владимир Ильич?
— А с вами, батенька, я поговорю попозже, — вступил в игру Щукин, придвигаясь к окну.
В конец обалдевший милиционер просто лишился чувств, а актерский автомобиль проследовал дальше.
После сыгранной на концерте сцены к актерам подошел человек и попросил их проследовать за ним. Их привели в ложу к товарищу Сталину. Иосиф Виссарионович даже не обернувшись сказал:
— Слышал о вашей шутке с милиционером. Можете его навещать в Кремлевской больнице, палата 26.
♣
Рассказывает Вячеслав Тихонов: «Мне на даче стало плохо с сердцем. Время позднее, врачей рядом нет. Правда, неподалеку военный госпиталь — туда меня родные и привезли. Доктор в приемном отделении заполняет карту: «Фамилия, имя-отчество?» Я говорю: «Тихонов, Вячеслав Васильевич». Он спрашивает дальше: «Воинское звание?» «Штандартенфюрер», — отвечаю. Доктор поднял глаза, вгляделся: «Ох, извините, не узнал...»
♣
После одного праздничного концерта, проходившего в Доме офицеров, Утесова пригласили на банкет. Как только он появился в зале, один из генералов, увидев его, воскликнул:
— О, Леонид Осипович! Сейчас он нам что нибудь споет!
— С удовольствием, но только после того, как товарищ генерал нам чего нибудь постреляет, — ответил Утесов.
♣
Утесову было 80 лет, когда режиссер Леонид Марягин пригласил его на премьеру своего фильма — в нем звучала песня в исполнении Леонида Осиповича. Когда пришло время представлять со сцены съемочную группу, Марягин представил своих помощников и заявил, что Утесова тоже считает членом творческого коллектива и надеется еще долго с ним сотрудничать.
Зал зааплодировал, а Утесов встал и сказал: «Можно, я расскажу вам один подходящий к случаю анекдот? Одного 80 летнего старца приговорили к 25 годам тюрьмы. Старец этот прослезился и сказал судьям: «Граждане судьи, благодарю вас за оказанное доверие!»
♣
«Сентябрь 39 го года. Михаил Зощенко и Юрий Олеша сидят в «Национале». Беседуют. Подходит общий знакомый и трагическим шепотом сообщает: «Только что умер гениальный исполнитель роли Ленина — Борис Щукин». За столиком воцаряется молчание, а подошедший продолжает: «И знаете, как он умер?» — «Как?» — спрашивает Олеша. «С томиком Ленина в руках!» Пауза и резюме Зощенко: «Подложили».
♣
Народный артист Михаил Михайлович Яншин чрезвычайно ответственно относился ко всякой, даже к самой маленькой, роли. Он много работал на озвучании художественных, а также мультипликационных фильмов. Однажды, когда ему пришлось озвучивать огурец в мультфильме, он очень долго выяснял у создателей мультика, что это за огурец. В ответ на удивленные вопросы, зачем это нужно, ответил, что одно дело, когда говорит огурчик, греющийся на грядке, и совсем иное — когда он должен быть закатан хозяйкой в банку. При этом Яншин так выразительно изобразил эти два различных состояния, что художники были вынуждены внести кое какие поправки в нарисованный ими образ.
Впоследствии, если было известно, что озвучивать рисованного героя будет Михаил Яншин, художники невольно придавали персонажу черты артиста.
♣
Евгений Весник рассказывал, как Михаил Яншин пригласил его в ресторан с уговором, что платит тот, кто съест меньше. Пришли в ресторан, сделали заказ — по бутылке вина и по шашлыку, не считая салатов и закусок. Соревнование началось, причем заказ то и дело повторялся. На четвертом шашлыке Весник сдался и расплатился. Отправились домой, но минут через сорок Яншин останавливается и приглашает Весника в другой ресторан перекусить. Позднее выяснилось, что соревнование в ресторане Яншин устроил нарочно, потому что никто не мог «переесть» его и что четыре шашлыка для него — это всего лишь легкая закуска.
♣
Льва Дурова пригласили на фильм про Хрущева «Серые волки» (причем, к его собственному удивлению, на роль Микояна). Один из эпизодов снимался в охотном хозяйстве, где с тридцатых годов охотились генсеки. Там Дуров подружился со старым егерем, служившим еще при Сталине.
— Однажды, позвонили нам от Хрущева: едет, мол, сам, а с ним Хоннекер, который на зайцев охотник, а у нас за день до этого зайцы под забор загончика подрылись да и в лес ушли все! — рассказал егерь. — Хрущев приезжает, я ему: так, мол, и так. Он в крик: «Политику мне портить! Всех посажу-изничтожу!» Я с перепугу и придумал. «Давайте, — говорю, — возьмем шкурку заячью, что на стенке с прошлого разу висит, зашьем в нее кота нашего Ваську, да на Хоннекера и выпустим! Он не заметит, пальнет, пойдет в баньку, а мы тем временем ему кролика рыночного зажарим!» Никита вдруг засмеялся: «А, давай, — говорит, — точно не заметит, немчура!» Вот стоит Хоннекер «на номере», загонщики на него котяру нашего в заячьей шкуре выгоняют. Немец: «Ба-бах!» — да и промахнулся. А «заяц» — то как заорет: «Мя-а-у-у!» — и с этим диким криком — на дерево, одним махом аж до самой верхушки! Хоннекер ружье выронил, за сердце взялся, на землю сел. Тут прям на месте инфаркт у него сделался. Его, конечное дело, в Москву повезли, а Никита наш все же в баню пошел.
♣
На вахтанговской сцене идет «Антоний и Клеопатра». В главной роли — Михаил Ульянов. События на сцене близятся к развязке: вот-вот героя истыкают ножами... По закулисью из всех динамиков разносится бодрый голос помрежа: «Передайте Ульянову: как только умрет, пусть сразу же позвонит домой!»
♣
Театр им. Вахтангова — на гастролях в Греции. Годы были, как потом стали говорить, «застойные», так что при большом коллективе — два кэгэбэшника. Всюду суются, «бдят», дают указания. Перед началом вахтанговского шлягера «Принцесса Турандот» один из них подбегает к Евгению Симонову, главному режиссеру театра, и нервно ему выговаривает: «Евгений Рубенович, артист N пьян, еле на ногах стоит, это позор для советского артиста! У меня посол на спектакле и другие официальные лица!» Симонов, убегая от надоевшего до чертей кэгэбэшника, прокричал на ходу: «Мне некогда, голубчик, разберитесь сами!»
Тот бежит в гримуборную. Артист N., засунув голову под кран с холодной водой, приводит себя в творческое самочувствие. Стоя над ним, гэбэшник звенящим голосом провозглашает: «Артист N! Официально вам заявляю, что вы сегодня не в форме!» На что тот, отфыркиваясь от воды и еле ворочая языком, ответил вполне в стиле «Турандот»: «Ну и что? Ты вон тоже в штатском!»
♣
В Вахтанговском театре во время спектакля: «Почему не горит Смольный? Немедленно зажгите Смольный!!»
♣
Евгений Симонов рассказывал замечательную байку об актере Вахтанговского театра, который завел любовницу в своем дворе, в доме напротив. Очень гордился при этом своей оборотистостью: ловко, мол, устроился, чего и всем советую! Однажды он сказал жене, что едет на три дня в Ленинград на гастроли, а сам закатился к любимой и три дня гужевался там, как душа хотела. К концу третьего дня хозяйка попросила его вынести накопившийся мусор. Артист в трико и домашних тапочках вышел на помойку, вытряхнул ведра и привычно — помойка‑то своя, родная! — пошел домой. Нажал кнопку звонка и в этот момент сообразил своей похмельной башкой, что сотворил, но было поздно. Законная жена открыла дверь и обалдела: «Откуда ты, милый?» Представьте себе этого «оборотистого», в трико и тапочках на босу ногу, с двумя мусорными ведрами в руках, не нашедшего ничего лучше, чем ответить: «Как откуда? Из Ленинграда!»
♣
Андрей Абрикосов одно время был директором Вахтанговского театра. Как артист он был поведения далеко не примерного, но, став директором, сделался ярым поборником производственной дисциплины. Вот однажды он на сборе труппы громогласно обличает нарушителей: «Есть у нас такие молодые артисты, которые порочат честь театра! Вот буквально на днях они, не поставив в известность дирекцию, выехали за пределы Москвы на халтуру, играли какие‑то там отрывки, не утвердив на худсовете программу! Это позор. Мне стали известны фамилии этих халтурщиков: Воронцов, Шалевич, Добронравов!.. Я ставлю вопрос о немедленном увольнении их из театра!» В это время Григорий Абрикосов отчаянно шепчет на ухо директору: «Пап, пап, я там тоже был!..» Абрикосов-отец мгновенно, без перехода, меняет громовой бас на бархатный баритон: «Впрочем, увольнять не обязательно — можно оставить...»
♣
Актер Вахтанговского театра Володя Коваль рассказывал, как Шихматов ставил ему режиссерскую задачу. «Представьте себе, дорогой, — вальяжным своим баритоном фантазировал он, — что вы едете на дачу к любовнице. Выходя из электрички, вы видите, что из соседнего вагона выходит ее муж. Вы соображаете, что ему ехать на автобусе минут сорок, хватаете такси, доезжаете за двадцать минут, быстро делаете то, зачем приехали, и как раз в ту минуту, когда муж входит в дверь, пулей выскакиваете в окно... Вот так, дорогой мой! Надеюсь, вы теперь поняли, в каком темпоритме вы должны играть водевиль?!»
♣
Ролан Быков рассказывал о временах своего обучения в Щукинском училище: «Как‑то пронесся слух: к нам на один из дипломных спектаклей пожалует сам Илья Эренбург! Сначала волновались: придет, не придет... Пришел! Играли мы комедию — уж постарались изо всех сил! Такое вытворяли — зал пластом лежал от хохота! А гость наш великий — смотрим: сидит, не улыбнется. Ну просто ни один мускул на лице не дрогнет! Трубку свою неизменную посасывает, весь пеплом обсыпался, уныло так на сцену уставился — и ни улыбочки маленькой... После спектакля зашел за кулисы. Мы стоим, убитые, глаза стыдно поднять. Эренбург оглядел курс, вынул трубку изо рта и произнес: „Спасибо вам, дорогие мои! Поверите ли, никогда в жизни, пожалуй, не смеялся так, как сегодня!“»
♣
Педагог по Щуке Эуфер однажды пригласил Б. А. Львовича полюбоваться придуманным им розыгрышем. «Видите вон того режиссера и вон того, — показал он мне, — вы их знаете обоих. А они друг друга не знают! Сейчас смотрите — я их буду знакомить». Эуфер подвел друг к другу Изю Борисова и Мишу Борисова. Сказал: «Знакомьтесь, господа режиссеры!» Те протянули руки и почти одновременно произнесли: «Борисов!» Ну, посмеялись. Но тут Эуфер сурово повелел: «А теперь еще раз пожмите друг другу руки и назовите свои настоящие фамилии!» Миша, помявшись немного, сообщил: «Фишман». Тут Изя посмотрел на нас с Эуфером, как на последних подлецов, и угрюмо буркнул: «ФИШМАН!» Всеобщей радости, как говорится, не было конца.
♣
Михаил Борисов стал знаменит на всю Россию как ведущий телеигры «Русское лото». Он показывал письмо, в котором некая пенсионерка объяснялась ему в любви и между всем прочим писала: «Надоели уже на ТВ эти евреи! И только в вашей передаче у Ведущего истинно русское лицо, лицо настоящего русского богатыря!!!» Борисов-Фишман отчеркнул эти строки фломастером, всем показывал и очень ими гордился.
