Приглядевшись, начинаешь замечать отличия: около каждого дома полощется на ветру коллекция детской одежды, ассортимент которой сделал бы честь любому магазину, а забора между домами нет. Высокой оградой обнесен весь табор - для безопасности.
Три тысячи для барона
"Плати мне 100 тысяч и снимай все, что хочешь", - ставит условие барон дядя Толя после просьбы корреспондента походить по табору, посмотреть на жизнь цыган, 
сделать снимки и взять интервью. Выглядит он для мужчины с такими амбициями простовато - старенький пиджачок, кепочка, ряд золотых зубов. "А как ты хотел? У нас тут 50 семей, всех надо кормить", - говорит он.
Цыганские бароны всегда неприметны, посторонний никогда не догадается, что это самый влиятельный член местной общины, а не какой-нибудь забулдыга. Выдает барона только умный взгляд с хитрым прищуром - видимо, он сам не очень верит в успех своих запросов. Не верит он правильно - таких денег нет. Поэтому цена очень быстро падает до 5 тысяч рублей, а потом и до двух. "Нам же надо будет тебя как-то угостить", - аргументирует он необходимость заплатить. 2 тысячи рублей быстро перекочевывают в его карман.
Сразу после этого корреспондента выдворяют из поселка со словами "приезжай через неделю, надо подготовиться". Позже выясняется, что подготовка заключалась в попытках цыган по своим каналам собрать о визитере какую-нибудь информацию: кто такой, чего хочу на самом деле. Чужаков тут не любят.
Надо ли говорить, что через неделю о 2 тысячах никто не вспоминает. Барон снова требует деньги. Теперь он говорит, что у него больная печень и нужно платить за лекарства. Удается сторговаться на тысяче рублей.
Барон торжественно объявляет, что на интервью у него есть пять минут, приводит корреспондента в свой дом и садится на продавленный диван в окружении пары десятков своих и чужих внуков. Интервью начинается.
"Мы живем бедно, нет у нас работы, детей у нас много, кормить нечем их, - говорит барон. - Никто нам не помогает - ни сельсовет, ни райисполком. Дайте нам работу по металлу, чтобы делать крыши".
После этого он встает и уходит. Пять минут истекли, интервью закончилось. На самом деле барон ничем таким не занят, просто набивает себе цену. После аудиенции он садится на скамейку у своего дома и продолжает греться на солнце.
Табор и его забор
Действие происходит в поселке Конаковский Мох на юге Тверской области, километрах в 100 от Москвы. Раньше табор жил в ближнем Подмосковье, но был выселен в район 101-го километра в преддверии Московской Олимпиады 1980 года. С тех пор их численность выросла до 350 человек.
Уже на станции, куда три раза в день приходит электричка с Ленинградского вокзала, становится ясно, что табор близко. Две нарядные цыганки поджидают дачников, чтобы погадать. Эту же электричку штурмует компания "котляров". Колоритный усатый брюнет стоит одной ногой на подножке поезда и страшными криками на всю округу "скорей-скорей!" торопит бегущую через кусты цыганку - всю в ярких юбках и золоте.
Возле станции цыганята пристают к водителю иномарки. Мужчина дает одному 100 рублей, остальные тут же начинают требовать у него свою долю. Мальчишка с громким воем валится на землю, катается и вопит, как будто его бьют смертным боем. На его приятелей, впрочем, театр не действует - сквозь "предсмертные" вопли они, и не думая никого колотить, терпеливо объясняют дружку, что Бог велел делиться.
В 100 метрах от станции стоит высокий забор - граница табора.
На первый взгляд, это обычная русская деревня: деревянные дома, немощенные улицы с курами, гусями и припаркованными старенькими автомобилями вместо лошадей. Потом начинаешь обращать внимание на разницу. На веревках у каждого дома сушатся десятки детских вещей, с кусками металлолома снуют хмурые мужики в черных куртках, а между домами нет забора - только общий, вокруг всего поселка.
"У нас тут фестиваль "Нашествие" каждый год проходит - слышали про такой?, - объясняет про забор Артур, старший сын барона. - Боимся, что скинхеды залезут".
Правда, опасения у цыган тоже своеобразные.
"Всей толпой они на штурм, наверно, не пойдут, - рассуждает Артур, - а с парой дураков мы справимся - у нас тут взрослых мужиков хватает. И что мне потом с ними делать? В лесу закапывать? Не нужно нам таких приключений".
Цыгане против наркотиков
Цыгане вообще стараются чтить уголовный кодекс и поддерживать с соседями нормальные отношения. Те, конечно, до сих пор в шоке, но в целом привыкли, да и 
поделать все равно ничего нельзя - цыгане тут прописаны.
"Наркотики - это нельзя. Да если бы мы наркотиками торговали, у нас бы у всех совсем другие дома были - высокие, из кирпича, - говорит Артур. Сожаления о красивых домах в его голосе не слышно. - Где наркотики, там зло. Если кто-то наркотиками торгует, он не удержится попробовать. У нас бы тут уже половина наркоманами была. А ведь у нас дети...".
Большого богатства, и правда, вокруг не заметно. Заметно только множество детей.
Конаковский табор принадлежит к цыганской народности "кэлдэрары", они же "котляры" - так их в России прозвали еще в 19 веке за то, что они выполняли мелкую работу по металлу, лудили котлы и прочую утварь. Свои традиции котляры пронесли, как говорится, сквозь века. Сейчас в Конаковском Мху они куют металлическую мелочь, "чапатури" - печные заслонки, собирают по окрестным свалкам металлолом, где-то скупают его у бомжей, потом перепродают оптовым перекупщикам. Вот цыганенок лет десяти прикатывает в поселок тележку с каким-то ржавым барахлом: сливной бачок, трубы и просто какие-то куски металла непонятного происхождения. Но, по крайней мере, видно, что он это не спер с какой-нибудь дачи.
Еще цыганам откуда-то привозят задвижки - огромные фрагменты трубопроводов, которые цыгане должны чистить от ржавчины и латать. Искрит сварочный аппарат, на полпоселка воняет сваркой - один цыган работает, остальные внимательно наблюдают. Платят за одну задвижку по 200-300 рублей, а всего в месяц выходит 2-3 тысячи рублей на одного цыгана-сварщика.
Денег хронически не хватает, и цыганские жены и дети подрабатывают, как могут - попрошайничают и гадают.
Что такое "выцыганить"
Очень скоро цыганский бюджетный дефицит начинает чувствоваться. Корреспондента РИА Новости цыгане воспринимают не как гостя, пришедшего к ним с чистыми намерениями, а как жирную рыбку, нежданно заплывшую прямо в сети.
"Дай 100 рублей. Не для меня, для маленького, на кефир", - трясет живым свертком цыганка с набитым золотом ртом. "И моему дай!", - не отстает вторая. Детишки постарше тоже галдят рядом. "Давай, дядя, снимай!", - кричит один, другой сам хочет фотографировать и требует дать ему камеру, третий подробно объясняет, какого размера нужно напечатать его портрет и обязательно привезти его в рамке. И все это одновременно, и друг друга они не слушают.
"Нету у меня 100 рублей". "Для маленького пожалел?", - возмущается цыганка.
Давать ничего нельзя - другие налетят. Цыганка это понимает, и в следующий раз подлавливает в кустах за домом. "Дай мне тут, никто не узнает, - предлагает она. - А то обижусь. Дай хотя бы 50, больше к тебе никто не подойдет".
Получает полтинник. Она действительно счастлива и, кажется, искренне благодарит. Но через минуту рядом появляется еще одна многодетная мать.
Вроде бы только что говорил с ними на серьезные темы, например, о межнациональных отношениях в России, как вдруг без всякого перехода цыганка, глядя черными глазищами прямо в глубины подсознания, заявляет: "Хороший ты парень, ждет тебя светлый путь. Одна беда - простой. Оглянись вокруг! Есть человек, который тебе зла желает, пользуется твоей добротой. Нельзя таким простым быть, хитрее надо быть, умнее... Ну-ка покажи руку". Глядит на протянутую ладонь и восклицает: "О-о-о! Вижу! Ну-ка, положи-ка сюда что-нибудь".
После общения с ее родственниками у корреспондента остаются только 100 рублей. "Что это? - деланно недоумевает гадалка. - Люди 500 или тысячу дают, специально ко мне приезжают".
Цыганская свадьба
Жизнь в поселке, в общем-то, однообразная. Главное развлечение - свадьба, благо, что празднуются они постоянно. Возникает ощущение, что свадьбы затем и устраивают, чтобы погулять, и выполняют в таборе функцию обычных деревенских дискотек. Цыгане ставят на свадебные столы алкоголь (при этом еды почти нет), 
включают попсу. Нарядные женщины танцуют с младенцами на руках, хмурые нетрезвые мужчины молча любуются.
В цыганском таборе брак в 14 лет считается поздним
Сегодня свадьбу играет Дима Рудоль - худой мальчик по прозвищу Пончик. Жениху и невесте по 14 лет. Здесь это поздний брак, родители девушки переживали, что не отдадут ее замуж уже никогда. Жених же особо не торопился - школу заканчивал, четвертый класс. Дальше здесь не учатся. Чтобы чистить задвижки, этого уровня образования вполне достаточно, к тому же скоро родятся дети и Пончику будет уже совсем не до учебы.
"Мы с его родителями поехали в другой табор, под Орел. Выбрали там невесту, - рассказывает дядя жениха, Федор Фринкаско. - Конечно, смотрели, чтоб семья была хорошая, порядочная, а невеста - красивая".
Самому Федору 32 года и он уже дедушка.
"Дима, а что бы ты делал, если бы невеста не понравилась?" - "Не женился бы", - отвечает Пончик.
Таких случаев здесь давно не помнят, но цыганская "суверенная демократия" подразумевает право и жениха, и невесты отказаться от брака.
Как стать богатым и как перестать им быть
Одному из многочисленных внуков барона, Ренату, 11 лет, а он уже женат на красавице Риге. Та старше на два года, да и ростом выше своего мужа. Может быть, именно поэтому Ренату явно нравится командовать Ригой: он вежливо интересуется, не хочет ли корреспондент РИА Новости газировки, а потом высокомерно говорит ей что-то на цыганском - и передо мной появляется стакан шипучки. Затем участливо спрашивает, нравится ли суп, "шахауреза" - это что-то вроде борща. Его готовил не Ренат, но когда я хвалю кушанье, маленький хозяин расплывается в довольной улыбке.
Цыганские дети не упускают возможности выпросить деньги у гостей табора
Правда, за пределами дома Ренат моментально превращается в маленького мальчика. "Подари мне что-нибудь, я буду тебя вспоминать, - проникновенно говорит он, провожая корреспондента РИА Новости на станцию. - У тебя два телефона, подари мне один. А то у меня нет, а ты журналист, ты богатый". После отказа требует подарить ему фотоаппарат - ведь останется видеокамера, фотографировать вполне можно и на нее.
"Давай я тебе ручку подарю. Будешь в школе учиться". "У меня уже много ручек, а в школе я не учусь", - заявляет Ренат, у которого три класса образования. "Ну блокнот". "У меня уже есть блокнот, в "Сбербанке" взял. Да и что в него писать?".
Наконец удается откупиться от цыганенка 50 рублями и он моментально теряет интерес к московскому журналисту. Зато у магазинчика на станции уже поджидают четыре юные красавицы и барон собственной персоной. Девушки вежливо интересуются, женат ли гость, а то им уже по 12 и пора выходить замуж, и просят купить им по шоколадке. А барон предлагает выпить пива - как-то так само получается, что не за его счет.
"Ты мое интервью не публикуй, - неожиданно говорит он после второй бутылки. - Я что-то вдруг подумал, что оно плохое. Ты ко мне приезжай в субботу, я тебе расскажу про наш табор, его историю, как мы живем".
Возможно, корреспондент цыганам тоже понравился. Или просто барон думает о том, что в следующую субботу ему снова захочется пива.
Дмитрий Виноградов
