Есть ли в небе кто живой?
Я сниму ничейный угол.
Между морем и землёй
пришвартован Мариуполь.
Чайки спят крыло к крылу
на продавленном причале.
– Я сегодня не умру, –
говорю себе ночами.
Чайкам, спящим у воды,
снятся родовые гнезда.
Наши галочьи следы
заметает хвост обозный.
То ли тесно меж людьми,
то ли мы родимся позже,
то ли маятник любви
покачнётся в нашу пользу…
Смерть краснеет на юру,
жизнью поймана с поличным.
Говорю себе привычно:
– Я сегодня не умру.
* * *
Светает. Стихло. Птичий гам
укроет Киев одеялом.
Я различаю по глазам
того, кто вышел из подвала.
Светло, как в детстве, по ночам
от вспышек, падающих рядом.
Идёт домой и ставит чай,
и смотрит поседевшим взглядом.
Подвал – спасибо, что не склеп, –
есть сгусток безопасной зоны.
Он стар, но может резать хлеб
в отряде самообороны.
Кораблик к дому своему
плывёт в тоске исповедальной.
Что знают Сартр и Камю
про опыт экзистенциальный?
Горит на страже Верхний Вал.
Болит Желань в районе сердца.
И я иду за ним в подвал,
чтоб хоть немного отогреться.
И так не верится в тепле
и тишине недолгой, звонкой,
что я живу не на земле,
а в шаге от взрывной воронки.
04.03.2022. Киев
* * *
Здесь блаженная Юлия бродит страною чудес,
просит десять копеек, зимою вот так же просила.
Вынимаю полтинник.
– Храни тебя Господи здесь.
И в молитве безумной нездешняя чудится сила.
– Видишь, плотник Иосиф готовит весёлую смесь,
в зажигательной схватке со смертью сойдясь, в хороводе.
Передай по цепочке: «Храни тебя Господи здесь».
И в безумной молитве есть место любви и свободе.
Нет, не все мы уехали, город не выедет весь
за пределы земли, за блокпосты, за стены Софии.
И в репостах сирены: храни тебя Господи здесь,
и в прощальных гудках поездов, и в священном эфире.
Повторяю за нею: храни тебя Господи здесь,
и повсюду, о где бы ты ни был, храни непрестанно,
точно пену земную сдувая имперскую спесь,
заслоняя собою на подступах и полустанках.
06.03.2022. Киев
* * *
Между бомбежками она подметает подъезд:
«Уборщицы нет, что ж нам теперь, засраться?»
Вот он – безвиз в преисподнюю, виза без
даты, туда, где поздно огня бояться.
Между бомбежками он охраняет вход
в ближний подвал, где соседи снесли пожитки.
Вот он, Господний свиток, заветный свод
о том, что не стоит бояться любви и жизни.
Нет окаянных дней и времён лихих,
время – одно на всех холодком по коже.
Между бомбёжками, Боже, пишу стихи.
Нет, опоздала, во время бомбежки тоже.
04.03.2022. Киев
* * *
А теперь послушай о том, что из умных книг
не почерпнут ни зверь, ни моллюск, ни птица.
Ужас – тоже животное. Накорми,
обогрей, приласкай, видишь, как он боится.
Вот он свернулся жгутиком в животе,
лапки поджал, эмбриону души подобен.
Если ты помнишь, ужас приходит к тем,
кто изначально чист и внутри свободен.
Потому что из тех, кто полон мороком и слюдой,
ему ни за что не выйти, хрипя и тужась.
Он давно вошёл в их тела, как к себе домой,
ибо они и есть настоящий ужас.
А твой зверёныш – просто защитный спам.
Всякую тварь Господь создаёт зачем-то.
Защити его и защитишься сам
под несущей стеною плача, зарёй вечерней.
04.03.2022. Киев
* * *
Нам не дадут в раю новые позывные.
Встали в одном строю мёртвые и живые.
Встретив, согрев, обняв, в мире неизмеримом
все, кто хранил меня между войной и Римом.
В мире, где больше мер нет для души и тела,
держит меня Гомер за руку под обстрелом.
Небо от рваных ран скрыв рукодельной сеткой,
вышел Франко Иван, как Моисей, в разведку.
Гоголь схватил обрез, мне прикрывая спину,
и волонтерят здесь Осип, Борис, Марина.
Время любить и жечь, и, милосердный в горе,
поднял духовный меч Сковорода Григорий.
Щит нам – небесный свод, вышитый млечной гладью.
Занял мой братский взвод улицу пядь за пядью.
Рядом, не пряча сил, светом полны и гневом,
все, кто меня любил между войной и небом.
08.03.2022. Киев
* * *
В земном тепле, в плацкартной дольче вита
мне снится, если выдохнусь на час,
что где-то бродит дом, как пёс побитый,
из всех щелей выглядывая нас.
Наука бегства, опыт выживанья,
удавкой затянулась простыня,
мне снится: каждый выстрел в мирозданье –
прямое попадание в меня.
Летит вагон над тучею косматой,
дежурный свет командует отбой,
а дочь моя рисует дом крылатый
и крышу с покосившейся трубой.
Ещё гоняет мяч команда зондер,
а дочь рисует пальцем по стеклу
огонь, вагон и дом на горизонте,
летящий следом в тлеющую мглу.
Летит обоз, в корзинах плачут дети,
мадонна держит небо на весу.
Мы всюду дома, где на час приветят,
где чашкой чая нас не обнесут.
О, сколько их, упавших в эту реку.
Пока бегу, я все-таки живу,
любя, как подобает человеку,
и видятся – во сне ли, наяву –
калашный ряд, ночные аты-баты,
колонны, уходящие во мглу,
где дочь моя рисует дом крылатый
и ветер, пробежавший по стеклу.
04.03.2022. Киев
* * *
под чужой луной на другом краю
на одной земле и в одном раю
под звездою в сто миллионов ватт
под защитой всех кто любим и свят
обежав земной на своих двоих
ты и здесь со мной как попутный стих
путеводных слов не жалея сил
ты в молитве тех кто тебя любил
на лету земля в канонаде тьмы
из осколков я соберется мы
и живя любя только днём одним
мы храним тебя мы тебя храним
18.03.2022
* * *
а по ночам кровоточит и гложет
сколько бы ты ни просил отпусти
эта ракета летит за Серёжей
бесится воет не может найти
ночью помилуй а утром осанна
дому со всем уцелевшим добром
эта ракета летит за Оксаной
теплое сонное чуя нутром
за блокпостами ежами заставами
дети мои под несущей стеной
черная гладкая и хвостатая
эта ракета летела за мной
точки на карте нет пятна родимые
Киев Одесса повсюду родня
Господи всех сохрани до единого
выживи сам не забудь про меня
19.03.2022
* * *
Когда закончится вода,
погаснет свет, падут морозы,
остынет твердь, но и тогда
мы не опустимся до прозы.
Ещё не выросла трава
над нами, жесткая, сухая.
Пока не кончились слова,
мы будем говорить стихами
о тех, кто здесь и там, о том,
что мы едины и любимы –
за Бугом, Ворсклой и Днепром,
Варшавой, Прагою и Римом.
Когда закончатся слова,
мы будем говорить по-птичьи,
о том, что родина жива,
в одной всемирной перекличке.
Жизнь долговечней, чем война,
прочней, и нет её святее.
Мы – дети, и пока она
жива, мы не осиротеем.
07.03.2022 Киев
* * *
За всех недотянувших, недо-
любивших – молча и до дна.
Мы, как на Пасху, мыли небо,
когда закончилась война.
Мы платья легкие надели
и стол накрыли всем двором,
и наши мёртвые сидели
напротив нас за тем столом.
Слова теплей, чем мех овчинный,
когда душа трещит по швам.
Не зря мы всю войну учили
детей и внуков тем словам.
За тем, кто на чужбине горя
хлебнул, мы слали корабли,
и возвращались из-за моря
друзья, соседи, журавли.
Мы жили. Долгие недели
была толокою страна.
И только песен мы не пели,
когда закончилась война.
11.03.2022. Киев
***
молока и мёда
мёда и молока
хлеба тепла и быть может вечерний воздух
Господи не оскудеет твоя рука
сколько бы раз в неё не вбивали гвозди
молока и хлеба и может глоток вина
плед потеплее укрыться от вечной стужи
что там на завтрак у смерти война война
голод в обед и уныние сытный ужин
где на земле найдётся тебе приют
где поселить семью и пробыть до срока
родина – это жизнь и её живут
и проживают вместе и одиноко
писем стихов и быть может морской прибой
места кораблику в тихой и звёздной гавани
родина это то что беру с собой
в самое дальнее самое позднее плаванье
мёда тепла и быть может ещё любви
смерть закрепилась прочно в черте оседлой
руки её по локоть в моей крови
но коротки они чтоб достать до сердца
хлеб из печи материнское молоко
жизни для тех кто смертен
бессмертья родине
Ты что над водами рядом и высоко
над городами твердью людьми народами
23.03.2022
Ирина ИВАНЧЕНКО