Если бы это случилось днём, пришлось бы ей ждать своей очереди часа три, а то и дольше — E.R. в дневные часы представляют собой некое подобие средневекового Бедлама. Дело в том, что согласно федеральному закону от 1986 года (Emergency Medical Treatment and Labor Act) госпиталь обязан оказывать скорую помощь любому пациенту, вне зависимости от его возможности платить. Поэтому в E.R. идут все, кому действительно надо и кому надо не очень, в том числе те, у кого нет медицинской страховки, нелегальные мигранты, туристы, а также множество таких, кому не удаётся попасть на приём к своему лечащему врачу.
Когда мою родственницу выписывали из E.R., ей настоятельно рекомендовали продолжить лечение со своим доктором. А вот с этим у неё возникла проблема — когда наутро она позвонила в регистратуру (дело было в мае), ей сообщили, что ближайший день, когда доктор сможет её принять, будет в сентябре. То есть через 4 месяца! Когда она сказала, что больна и не может ждать так долго, при этом грустно пошутила: «я до сентября могу и не дожить», ей дали стандартный ответ: «Станет хуже, езжайте в скорую». Круг замкнулся.
Если вам повезёт и вас врач примет, не надейтесь, что он будет с вами беседовать, тщательно вас осматривать, анализировать симптомы, искать лучшие методы лечения. Скорее всего на вас он даже и не глянет, почти все 10 минут, вам отведённые, будет печатать на клавиатуре монитора, пробегать глазами результаты анализов, заказывать дополнительные тесты и лекарства. А если вы лежите в больничной палате и ваша страховка идёт через Medicare или Medicaid, то вас постараются поскорее выписать, так как эти страховки платят госпиталю куда меньше.
Американская медицина серьёзно больна и я не знаю, где есть такая E.R., которая могла бы ей помочь. Болезнь эта называется «бизнес» — в США медицина превратилась из гуманитарной службы здоровья в источник для получения прибыли, а то, что хорошо для здоровья редко совпадает с тем, что хорошо для бизнеса. Неудивительно, что многие госпитальные работники называют место своей работы «фабрикой», где пациент служит чем-то вроде сырья, а врачи, основные работники этой «фабрики», оказываются между молотом и наковальней: между пациентом и вышестоящим начальством и страховыми компаниями. Вся организация медицинской службы подчинена единственной цели — делать деньги, и чем больше, тем лучше.
В прежние времена многие врачи имели частную практику, а сейчас 70% докторов сидят на зарплате в крупных госпиталях или медицинских офисах, которыми владеют различные венчурные компании или гигантские корпорации, вроде Walmart и CVS. Естественно, что этих владельцев интересует только прибыль. Для них нет разницы откуда идут деньги: от продаж, скажем, туалетной бумаги или от лечения людей. А уже если лечить, то желательно таких больных, которые платят больше. Например, они особо «любят» пациентов, имеющих страховку Medicare Advantage Program, ибо она платит им $400 миллиардов каждый год.
Раньше врач имел право делать всё, что, по его мнению, могло помочь пациенту, но сейчас руки у него повязаны массой правил и ограничений. Большинство врачей любят свою работу и честно стараются следовать принятой ими «клятве Гиппократа», но им строго регламентируют методы лечения, лимитируют время приёма пациентов (обычно не более 10-15 мин. на человека), не позволяют выписывать дорогие лекарства и в то же время заставляют назначать порой совершенно ненужные тесты и анализы, которые выгодны госпиталю. От врачей требуют назначать методы лечения исходя не из медицинских, а финансовых соображений. Докторов, которые противятся такой практике, безжалостно увольняют. Мало того, во время пандемии Ковида ограничения стали не только экономические, но и политические. Так, для лечения больных Кoвидом было запрещенo прописывать пациентам дешёвое лекарство гидроксихлорохин (эффективность его была доказана на практике) лишь потому, что о нём положительно отзывался Трамп.
Будучи винтиками в машине для делания денег, многие американские врачи просто не имеют времени думать — поэтому они лечат симптомы, хотя старая классическая медицина учила, что лечить надо не болезнь, а человека. Из методов лечения они порой избирают самое простое решение — таблетки: прописал лекарство, симптомы улучшились, значит всё в порядке. К примеру, если у вас высокое артериальное давление, в большинстве случаев врач пропишет вам лекарства для расширения сосудов или снижения частоты пульса, от которых давление действительно снизится. Это и есть симптоматическое лечение, вместо того чтобы докопаться до исходной причины: а почему давление изначально было высоким (возможно, болезнь почек)? Мало того, почти все врачи вынуждены практиковать «защитную медицину» — все их действия во время приёма пациента направлены не столько на лечение, сколько на защиту себя и госпиталя от судебных преследований за реальную или мнимую «небрежность» (negligence). Вокруг медицинской профессии кормятся жирные тучи адвокатов, которых в народе называют «ambulance chasers» [в вольном переводе — «паразитами на медицине»]. Поэтому главная забота врача во время приёма пациента — тщательно записать все симптомы и лекарства, назначенные согласно существующим правилам: если вдруг что-то окажется не так — а вот смотрите, у нас всё документировано, комар носа не подточит.
Профессия врача сложна и требует много сил и времени: это и годы напряжённой и дорогой учёбы, путь к профессии изнурительный, с долгими дневными и ночными дежурствами, периодические сертификационные экзамены и тесты, всё это при эмоциональном и физическом напряжении. Хотя медицина есть высокоинтеллектуальная профессия, в госпиталях и особенно в E.R. она напоминает труд рабочих на сборочном конвейере (помните конвейер из фильма Чаплина «Новые времена»?) — работай быстрее и слушайся босса! У врачей даже появилась профессиональная психологическая болезнь, называемая «moral injury» [«моральная рана»].
Да, сегодня для людей этой трудной и благородной профессии настали тяжёлые времена. Я уж не говорю, что многим приходится выплачивать большой долг за учёбу (в среднем более $200 тысяч), они стали винтиками в огромной машине для деланья денег. Грех винить медицинских работников за спешку и невнимание к пациенту: их жизнь непроста, они трудятся в безжалостной системе, где главный критерий успеха — прибыль. Поэтому многие врачи и другие медицинские работники не выдерживают и уходят из своей профессии: после пaндемии Кoвида в Америке уволились около 20% всего медперсонала и ещё 31% планируют уход, так что неудивительно что медицинских работников катастрофически не хватает.
Некоторые врачи, которые уходят из корпоративной медицины, открывают в одиночку или группами частные медицинские офисы. Они работают независимо от страховых компаний, и пациенты, которые не могут добиться реальной помощи от своих врачей, за умеренную плату идут к ним. Страховка это не покрывает, поэтому платят они из своего кармана, но сравнительно умеренные деньги. К примеру, у них MRI тест обходится пациенту в $800, что хотя и дорого, но значительно меньше, чем в госпитале. Разумеется, такой возврат к старым практикам не есть кардинальное решение проблемы. Далеко не каждый пациент может платить из кармана, поэтому необходимо искать более сбалансированное решение.
А существует ли такое решение? Идеальной была бы система здравоохранения, где врач служит лишь интересам больного, а его интересы защищает государство, причём все расходы на лечение делятся в некой пропорции между государством и пациентом. Нечто похожее уже существует в некоторых развитых странах, хотя и там далеко не в идеальной форме. В этой короткой заметке не место сравнивать американскую систему частного медицинского страхования и государственную медицину, существующую в ряде европейских стран. У каждой есть свои плюсы и минусы. Ясно лишь одно — необходимо найти некую компромиссную форму чтобы вывести медицинские службы из сферы бизнеса и переориентировать их на нужды пациента. У меня нет ответа на этот вопрос, уверен только — не стоит переводить их под крыло государственных бюрократов.
©Jacob Fraden, 2023
Автор статьи Яков Фрейдин Писатель,
изобретатель,художник, писатель,
публицист, бизнесмен.
kontinentusa
