Два года назад, в последних числах июня, мне позвонил знакомый – прежде советник президента России, а ныне сотрудник одного из вашингтонских «мозговых центров». Он пригласил меня на приватную встречу с высокопоставленным сотрудником Белого дома по интересующему всех нас вопросу. По дороге к нам присоединился ещё один наш общий приятель, крупное должностное лицо могущественной международной организации.
Мы вошли в ресторанный зал фешенебельного отеля с ливрейными швейцарами. За круглым столом, покрытым белоснежной крахмальной скатертью, нас дожидался Майкл Макфол.
Кто он, новый посол США в России Майкл Макфол?
В тот момент он готовил визит президента Обамы в Россию. И, в частности, писал речь, с которой президент должен был выступить в Российской экономической
 |
| Майкл Макфол: «Когда спрашивают, кто потерял Россию, очевидным ответом будет: Россию потеряли русские» |
 |
| Когда Джордж Буш посмотрел в глаза Владимиру Путину. 24 мая 2002 года |
 |
| Дмитрий Медведев и Барак Обама на саммите «большой восьмёрки» в Довиле. Есть о чём задуматься! 24 мая 2011 года |
 |
| Сергей Лавров – Хилари Клинтон: «Надо было написать «Перезагрузка» |
школе. От этого первого визита новоизбранного президента ждали многого, и все – разного. Московская речь анонсировалась как программная, продолжение пражской и каирской, ещё одна благая весть из Вашингтона, очередная новая страница в отношениях США с окружающим миром.
К этому времени вице-президент Байден уже сказал, что в отношениях с Россией нужно нажать кнопку «перезагрузка» (он сделал это в Мюнхене на конференции по безопасности в феврале). Но что это значит на самом деле, никто толком не знал.
Вот Макфол и хотел обсудить с нами, о чем Барак Обама должен говорить в Москве.
Меня этот разговор заинтересовал крайне. Дело в том, что буквально за несколько дней до встречи с Макфолом я в своём блоге в «живом журнале» опубликовал свой «проект» московской речи Обамы. По аналогии с каирской, где президент США говорил о неоценимом вкладе «мусульманской науки», я предположил, что президент скажет про паровоз Черепановых, лампочку Яблочкова и радио Попова, хотя и вряд ли назовет всё это достижениями «православной науки». На моё шуточное предложение ответил тот мой приятель, который из международной организации, завязался диалог, мы стали говорить всерьёз. И вот теперь оказывалось, что Макфол, видимо, прочёл нашу дискуссию в ЖЖ, и потому мы оба оказались на доверительной встрече за обеденным столом.
Кто потерял Россию?
Для меня самым главным вопросом было, к каким национальным ценностям России, каким вехам в её истории будет апеллировать президент, на что он обопрётся в своей «перезагрузке». Вместе со своим собеседником по ЖЖ я считал, что Обама не найдёт отклика у молодой аудитории, да ещё и будущих экономистов, если обратится к традиционному для Запада набору культурных ассоциаций: Пушкин, Чайковский, Достоевский, Толстой. Это всё правильно, но банально. Я напомнил Макфолу, что Рональд Рейган в своей речи перед студентами МГУ – первом в истории неформальном выступлении лидера США в Москве – цитировал Анну Ахматову и Бориса Пастернака. И предложил в качестве аналогичных «опознавательных знаков» для речи Обамы – Высоцкого и Шевчука. Мой приятель – Победу и Гагарина.
Я прислушивался к репликам сидевших за столом и думал о том, что Майкл Макфол с тех пор, как мы знакомы, очень мало изменился внешне – всё так же молод, подтянут и элегантен, будто законсервировался. Но о его взглядах этого никак сказать нельзя.
Мы впервые встретились летом 1999 года. Я тогда только приехал в Вашингтон в качестве корреспондента «Известий» и активно заводил знакомства, неутомимо ходил на многочисленные мероприятия «мозговых центров», в Конгресс и госдепартамент. Начиналась президентская кампания, которую мне предстояло освещать во всех подробностях, а в ней немалое место занимал «русский вопрос».
Республиканцы решили атаковать кандидата демократов Эла Гора именно на этом направлении потому, что Гор курировал в администрации Билла Клинтона отношения с Россией: вместе с Виктором Черномырдиным он сопредседательствовал в двусторонней межправительственной комиссии по экономическому и технологическому сотрудничеству.
На дискредитацию российской политики демократов были мобилизованы лучшие силы Республиканской партии. Вопрос «кто потерял Россию?» (другой вариант перевода той же фразы: «Кто проиграл Россию?») звучал с высоких трибун и с телеэкранов, первополосные газетные заголовки кричали о невиданной коррупции в правительстве Черномырдина и о том, что администрация Клинтона – Гора не только закрывает на неё глаза, но и покровительствует ей. Правительство демократов, твердили республиканцы, близоруко ассоциировало себя с непопулярным российским руководством и выдавало за рыночные реформы разграбление национальных богатств под видом приватизации.
Макфола уже тогда прочили на высокий пост в будущей администрации Гора. А пока он работал в Фонде Карнеги и охотно беседовал с журналистами в качестве независимого, хотя и близкого к Демократической партии эксперта.
«Когда спрашивают, кто потерял Россию, очевидным ответом будет: Россию потеряли русские», – сказал мне тогда Макфол. С этим, конечно, не поспоришь. Примерно в те же дни мне выпал случай поговорить с Джеймсом Бейкером, госсекретарем в администрации Буша-старшего. Он прокомментировал развернувшуюся дискуссию чисто по-русски: «Пора перестать задавать извечный русский вопрос, кто виноват, и спросить себя: что делать?» Мне хотелось сказать ему, что есть ещё третий сакраментальный русский вопрос – «Кому на Руси жить хорошо?», но я решил, что он не оценит моего грустного юмора.
Гор проиграл. Президентом стал Буш-младший. Кремль сказал, что он «очень рад» этой победе и что от новой администрации в Москве ожидают, что она займётся глобально-стратегическими вопросами и не станет «читать лекции» о демократии и правах человека.
Тогда ещё никто не знал, куда ведёт Россию Владимир Путин. Советник госсекретаря уходящей администрации Стивен Сестанович ссылался на фразу Чжоу Эньлая, сказанную будто бы по поводу Великой французской революции – мол, слишком рано говорить о подлинном историческом значении этого события. С мрачным прогнозом выступил известный эксперт Том Грэм, предсказавший, что России предстоит длительный период стагнации, в течение которого демократические институты подвергнутся эрозии, а элиты консолидируются и не позволят Путину сконцентрировать в своих руках всю полноту власти. Грэм нашёл броскую формулу для характеристики этого общественно-политического строя: «Брежневский Советский Союз плюс НЭП 20-х годов минус марксизм-ленинизм». И это была ещё мягкая оценка. Другой эксперт, Стивен Блэнк, заявил, что Россию ждёт «полицейский капитализм». «Zubatovshchina!» – не совсем к месту, но со вкусом произносил он звучное слово. С ударением на третьем слоге.
Сестанович вскоре превратился из посла в эксперта, а Грэм был назначен специальным помощником президента и директором управления Совета национальной безопасности США по делам России и Евразии. Майкл Макфол стал профессором Стэнфордского университета, но был по-прежнему активным комментатором российской политики Вашингтона. Именно критика этой политики сделала ему имя либерала и союзника российской демократической оппозиции.
В июне 2001 года Буш заглянул в глаза Путину и понял его душу. Куда только подевались гневные обличения! Весь пар ушёл в свисток.
Убавилось пафоса и в Конгрессе, и в экспертном сообществе, особенно после 11 сентября. В тот день благодаря разнице во времени президент Путин первым из мировых лидеров позвонил президенту Бушу, и это произвело на последнего неизгладимое впечатление. В мае 2002 года, перед поездкой Буша в Москву, среди специалистов-кремленологов царила прямо-таки эйфория. Они заливались соловьями, утверждая, что американо-российские отношения хороши, как никогда.
Одним из очень немногих исключений стал тогда Майкл Макфол. Он напечатал в New York Times статью, в которой заявил: если президент Буш не сочтёт нужным публично затронуть темы демократии, прав человека, свободы слова, возврат России к диктатуре быстро сведёт на нет все его достижения в отношениях с Москвой. Макфол писал, что Буш обязан публично осудить поведение Федеральных сил в Чечне, подчеркнуть, что «не все чеченцы террористы и что единственный путь к миру и безопасности на Кавказе – политический, а не военный». «Бушу следует откровенно сказать Путину, – продолжал Макфол, – что настоящее партнерство должно отвечать демократическим критериям». А кроме того, президент США должен найти возможность встретиться с российскими оппозиционерами и правозащитниками.
С тех пор, отчасти с подачи Макфола, в программу визитов высокого и высшего уровня вошли встречи с представителями антипутинской оппозиции. Потом Кондолиза Райс обычно шла давать интервью «Эху Москвы». Иногда создавалось впечатление, что «Эхо» для того и не разогнали, чтобы ей было куда пойти. Но проку от этих символических жестов было немного. В своих публичных высказываниях американские должностные лица, не желая дразнить Кремль «лекциями» о демократии, проявляли сугубую осторожность. А я вопрошал своих вашингтонских собеседников: «Неужели России только и остаётся, что дожидаться нового президента-демократа?»
Назад, к Рейгану!
В октябре 2004 года Макфол стал одним из инициаторов и авторов «письма ста» – призыва к решительному пересмотру отношений Запада с Москвой, который подписали многие видные политики и общественные деятели стран НАТО и ЕС. В их числе были американские сенаторы Джон Маккейн и Джо Байден, а также бывший госсекретарь Мадлен Олбрайт. «Лидеры Запада, – говорилось в письме, – должны признать, что наша нынешняя стратегия по отношению к России неудачна... Для нас настало время переосмыслить то, как и до какой степени мы связаны с путинской Россией, и недвусмысленно встать на сторону демократических сил в России».
Я позвонил тогда Майку – спросил, каким образом Запад способен повлиять на политические процессы в России, коль скоро все признают, что рычагов такого влияния мало или нет совсем.
«Мы должны вернуться во времена Рональда Рейгана, – к моему вящему изумлению сказал он. – Тогда у нас были две параллельные дипломатии в отношении Советского Союза. До Горбачева президент Рейган имел дело с Андроповым, решал с ним вопросы ядерного контроля, но одновременно, помимо межгосударственных отношений, он вёл параллельную политику, адресованную советскому обществу, – политику поддержки правозащитных групп. Это великий момент истории, которому мы не придаём должного значения. Мы не должны ставить себя перед ложным выбором между сотрудничеством в борьбе с терроризмом и сотрудничеством с российским обществом, помощью российской демократии. В конце концов, Путин – это всё-таки не Сталин, он хочет быть членом западного сообщества».
В тот момент это была любимая идея Макфола: не возвращение к «холодной войне», а новая редакция так называемой «четырёхуровневой повестки дня». Такой подход исповедовала вторая администрация Рейгана, а «отцом» этой доктрины был госсекретарь Джордж Шульц. Вопросы вашингтонской повестки в отношениях с Советским Союзом выстраивались в следующей последовательности: контроль за вооружениями, права человека, экономические вопросы, региональные конфликты. Несмотря на чётко определённую степень приоритетности, все четыре уровня находятся в неразрывной связи, решение одних вопросов подталкивает решение других.
В марте 2006 года в США был опубликован доклад Независимой экспертной группы под председательством бывшего сенатора-демократа Джона Эдвардса и бывшего конгрессмена-республиканца Джека Кемпа с красноречивым названием «На неверном пути: что может и должен сделать Вашингтон в отношении России и США». В группу вошли видные специалисты по России, в том числе Майкл Макфол и Стивен Сестанович. «Рабочая группа, – гласит предисловие к докладу, – рекомендует США придерживаться принципа «избирательного сотрудничества» с Россией, вместо того чтобы стремиться к широкомасштабному «партнёрству», которое в настоящее время невозможно».
К этому выводу экспертов привела политика второго путинского срока. Необходимо признать, писали авторы доклада, что существуют вопросы, «в которых разрыв между подходами США и России стал настолько велик, что вероятность сотрудничества между странами практически сошла на нет, и где положительных результатов можно добиться лишь путем ясного разграничения интересов и ценностей США и тех, которые отражены в действующей российской политике». К таким вопросам эксперты отнесли отношения России с её соседями и «растущий авторитаризм её политических институтов». По их мнению, скрытые разногласия в этих вопросах приобрели «разрушительный характер, и обе проблемы сплелись в один клубок противоречий».
В сущности, это и был модифицированный подход Рейгана – Шульца. Борис Ельцин ещё в 1993 году, начиная первую чеченскую войну, угрожал Западу «холодным миром». Вот этот мир и наступил, констатировали эксперты. Двухпартийность комиссии говорила о том, что американский политический истэблишмент пришел к консенсусу относительно России.
Между тем 2006 год стал звёздным часом Путина: Россия стала очередным председателем Совета Европы и принимала саммит «Большой восьмёрки» в Санкт-Петербурге. В Вашингтоне раздавались призывы к президенту Бушу не ездить в Питер. Создавалось впечатление, что Буш просто считает лично непорядочным и невежливым докучать другу Владимиру замечаниями о его нехорошем поведении. К тому же Кремль так нервно и неадекватно реагирует на любую критику в свой адрес… Кроме того, Вашингтону был просто не расчёт ссориться с Кремлём в видах общей борьбы с террором, в связи с иранской и северокорейской проблемами, да и многим другим.
«За что бы это ни было платой, это очень высокая цена, – говорил мне ещё один член Независимой экспертной группы, бывший первый замгоссекретаря США Строб Тэлботт. – Развитие России как открытого, гражданского, демократического общества, основанного на соблюдении закона, – критически важный элемент успеха этого государства и даже его выживания в XXI веке».
В мае 2007 года комитет нижней палаты Конгресса по международным делам провёл слушание, тема которого была сформулирована уже не в вопросительной, а в утвердительной форме: «Россия: реставрация Железного занавеса». Одним из экспертов, высказавших свои оценки на происходящее в России, был Майкл Макфол. Он заявил тогда законодателям, что Россия свернула с демократического пути неслучайно, это – осознанная стратегия Владимира Путина.
«Действия, о которых идёт речь, – сказал он, – отнюдь не следствие культуры, истории или предпочтений народа. Это действия конкретного лидера, который управляет страной определённым образом».
Макфол продолжал:
«Кто-то скажет мне: ну да, Майк, конечно, это плохо, но это именно то, что требуется после безответственности и хаоса ельцинской эпохи. Посмотри, в конце концов, на потрясающий экономический рост, характерный для сегодняшней России. Я согласен, граждане России сегодня живут богаче, чем когда-либо в долгой истории страны. Однако эти успехи не имеют никакого отношения к усилению автократической системы власти в России. Между авторитаризмом и экономическим подъёмом нет причинно-следственной связи. Экономический бум – следствие внятной экономической политики 1999-2000 годов и высоких цен на нефть».
Ни перезагрузки, ни Высоцкого, ни Шевчука
В 2008 году Макфол стал неоплачиваемым советником кандидата в президенты Барака Обамы. Было ясно, что ему уготован высокий пост в его администрации. В ходе теледебатов, состоявшихся сразу после президентских выборов в России, главные кандидаты демократов дружно заявили, что в отношении России следует занять жёсткую позицию. «Вспомним, с чего начинал президент Буш, – сказал Обама. – Он сказал, что встретился с Путиным, заглянул в его глаза, увидел душу и пришёл к выводу, что с ним можно иметь дело. А потом он бросил отношения с Россией на произвол судьбы как раз в то время, когда Путин занимался удушением оппозиции, концентрировал власть в своих руках, бряцал оружием в сторону своих европейских соседей и государств, прежде входивших в состав Советского Союза. Мы не дали понять г-ну Путину, что будем серьёзно подходить к таким вопросам, как права человека».
Макфол занял в новой администрации пост, который до него занимал Том Грэм, превратившийся с тех пор в одного из самых активных лоббистов России в США. Наблюдатели стали ждать смены курса.
Джо Байден сказал, что в отношениях с Россией надо нажать кнопку reset. Госсекретарь Хиллари Клинтон, встретившись с министром иностранных дел Сергеем Лавровым в Женеве, опростоволосилась: подарила ему коробочку с бантиком на ней, а в коробочке оказалась символическая кнопка с надписью кириллицей: «Перегрузка». «Мы старались изо всех сил найти правильное слово», – разбежалась Хиллари. «Вы нашли неправильное», – сурово молвил Лавров. И объяснил, что надо было написать «перезагрузка».
На самом деле «перезагрузка» – тоже неправильно. При выполнении этой операции процессор заново загружает в оперативную память все данные с жёсткого диска ровно в том виде, в каком они были до перезагрузки. А reset по-русски – это сброс данных, возвращение к исходному положению, перезапуск системы с целью избавиться от сетевого мусора или зависания.
Разница принципиальная. Байден имел в виду «начать с чистого листа». А получилось – «оставить то же самое». Майкла Макфола называют сегодня «архитектором перезагрузки». Именно он должен был наполнить новым содержанием образное выражение Байдена. И нет уверенности, что наполнил.
После «тайной вечери», на которой я и мои друзья увлечённо обсуждали с Макфолом предстоявшую речь Обамы в Москве, я с нетерпением ждал результата. Но моим ожиданиям не суждено было оправдаться. В больших заграничных президентских турне, по утвердившемуся формату, должно быть только одно программное выступление. В Белом доме сочли, что главной будет речь в Гане.
И реакция на московскую речь была соответствующая: жиденькие хлопки, лёгкие усмешки. Конечно, в ней не оказалось ни Высоцкого, ни тем более Шевчука. Спичрайтер, вероятно, долго искал безопасную цитату из Пушкина и наконец нашёл – про то, что в алгебре, как и в поэзии, нужно вдохновение.
Майкл Макфол – высшее должностное лицо, отвечающее за отношения США с Россией – в качестве чиновника не выступал перед Конгрессом ни разу. Его последние публичные высказывания о России имели место в январе прошлого года. Макфол дал интервью радиостанции «Радио Свобода/Свободная Европа», потому что отмолчаться не имел никакой возможности.
Дело в том, что в декабре 2009 группа членов нижней палаты Конгресса от обеих фракций общим числом 71 человек направила президенту Обаме письмо, в котором выразила «озабоченность в связи с тревожной ситуацией, с которой сталкиваются в России правозащитники и сторонники власти закона». Авторы послания призывали президента не принимать участие в работе двухсторонней рабочей группы по гражданскому обществу до тех пор, пока правительство России не заменит Владислава Суркова более приемлемой на посту сопредседателя фигурой.
Письмо бурно комментировалось в России. Первым отозвался на демарш американских законодателей Сурков. «Хотел бы особо подчеркнуть, – заявил он в интервью «Известиям», – что мы не будем по темам повестки указывать друг другу, что делать, а что не делать, не будем читать лекции... Что касается критики, то каждый имеет право на своё мнение. Я думаю, что это небольшая часть целого комплекса предрассудков и тех самых негативных стереотипов. Возможно, нам удастся их развеять в ходе совместной работы».
Макфол ответил авторам письма уже после первого заседания группы, которое прошло в Вашингтоне: «Разумеется, мне хорошо известны разногласия по этому поводу. Давайте внесём ясность: инициатива создания этой группы принадлежит правительству США. Это моя инициатива, если уж начистоту. Моя идея. И мы были рады тому, что Россия согласилась включить группу в состав двусторонней президентской комиссии. Мы не можем решать, кого назначить сопредседателем с российской стороны. Я даже не представляю себе, каким образом мы могли бы это сделать». Он добавил, что общаться, пусть даже и выявляя при этом разногласия, гораздо лучше, «чем сидеть каждому в своей норке, не имея никакого реального взаимодействия с тем, с кем, как мы предполагаем, у нас есть разногласия».
Уверен, что сегодняшние взгляды Макфола на Россию не слишком будут отличаться от прежних – с поправкой на его новый официальный статус. А на его место в Совет национальной безопасности придёт, говорят, Стивен Сестанович – тоже очень острый, бескомпромиссный критик Путина и Кремля.
Владимир Абаринов 
