Этот процесс стал еще одним символом ХХ века – помимо наказания величайших преступников, он ставил себе задачей утвердить новые правила жизни в безбожном столетии. Если в ХХ веке можно было хоть изредка апеллировать к Богу и совести, то век атомной бомбы и концлагерей потребовал четко расписанных наказаний, определений и правил. Нужно было дать понять любителям "окончательных решений" национальных вопросов, что их действия и призывы не останутся безнаказанными и впредь.
Обвиняемые прятались за норму, по которой законы не имеют обратной силы. Той же точки зрения придерживаются и многие нынешние защитники нацистов. Мол, поскольку на момент совершения ими массовых убийств еще не было понятий "геноцид" или "холокост", то и судить их не за что. Но судьи в Нюрнберге не дали любителям этнических чисток уйти от ответственности.
Автор нескольких книг о Нюрнбергском трибунале, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Наталья Лебедева считает эту позицию суда отвечающей закону. "На тот момент уже существовала Женевская конвенция 1929 года, а также ряд документов, восходящих еще к Версальскому миру 1919 года, которые признавали нарушение пакта о ненападении, убийство мирных граждан и военнопленных международными преступлениями", – считает Лебедева. А значит, спрятаться за старую формулу римского права "Нет запрета – нет и преступления" гитлеровским палачам не удалось.
Драматизм ситуации заключался в том, что судили этих палачей далеко не ангелы. Решение об организации процесса принимали лидеры "большой тройки" Рузвельт, Черчилль и Сталин – люди, принимавшие решения, из-за которых на тот свет отправился не один миллион человек.
Работу советской делегации в Нюрнберге курировала комиссия, возглавлявшаяся Андреем Януарьевичем Вышинским – страшным человеком, прокурором СССР в 1935-1939 гг., без участия которого не обходился ни один громкий процесс над "врагами народа" (шахтинское дело, процесс Промпартии, суд над Бухариным и другими "видными ленинцами").
Помогали Вышинскому помощники Берии – Меркулов, Кобулов, Абакумов. Все они (кроме Вышинского) впоследствии были расстреляны по приговору советского суда за чудовищные преступления против советских же граждан. Меркулов и Кобулов к тому же лично участвовали в подготовке расстрела польских офицеров в Катыни, Медном и под Харьковом в 1940 году. Но в Нюрнберге именно они давали "ценные указания" члену трибунала от СССР Ионе Никитченко и советскому обвинителю Роману Руденко. И, конечно же, в эти указания входило требование по катынскому вопросу рассматривать только версию о том, что польских офицеров расстреляли немцы.
Тут ни убавить, ни прибавить, как писал Твардовский. Бывает в истории и так, что справедливость вершится очень грязными руками. Факт участия в процессе всех вышеперечисленных лиц не означает, что вердикт Нюрнбергского трибунала стоит подвергать сомнению, а нацистские палачи не заслуживали виселицы. Они ее заслужили и некоторые все-таки закончили на ней жизнь. Через повешение после окончания процесса были казнены 10 человек, хотя приговорены – 12. Мартин Борман был осужден заочно (скорее всего, он был убит во время схваток на улицах Берлина), а Герман Геринг успел совершить самоубийство за несколько часов до казни. Избежать публичной казни, совершив самоубийство, удалось и другим, главным преступникам – Гитлеру, Гиммлеру, Геббельсу.
Странная история: процесса хотела именно советская сторона, а западные союзники предпочитали элементарное уничтожение злодеев без суда и следствия. Очень странный факт, если учесть приверженность англосаксов к судам и юридическим процедурам.
Известно, что в 1942 году британский премьер Черчилль заявил, что лидеров нацистской Германии стоит казнить без суда. Американский президент Рузвельт тоже предлагал не делать процедуру наказания "слишком юридической". Что же не устраивало этих господ, всегда столь щепетильных в юридических вопросах, в привычном им состязательном процессе?
Великий американский дипломат и историк двадцатого века Джордж Кеннан, исполнявший в 1945 году обязанности дипломатического представителя США в Москве, в мемуарах очень точно описал ход мысли американцев по вопросу об ответственности нацистов и их наказании. Начинаются его размышления вполне бесспорно: "Преступления нацистских лидеров были неизмеримы по своей чудовищности.
Эти мужи поставили себя в такое положение, что их дальнейшее существование на этой земле переставало иметь какой-либо смысл для них или для кого-либо еще". А вот дальше идет пассаж, о котором можно спорить до бесконечности: "Я лично считал, что лучшим решением было бы дать командирам союзных сил четкое указание: если какой-либо из нацистских бонз попадет в их руки, военнослужащие союзных вооруженных сил должны будут, после установления личности этих людей, немедленно казнить их… Судебный процесс не мог бы искупить или поправить ни одно из преступлений, которые они уже совершили. Такой процесс мог быть оправдан только в качестве средства для передачи мировому общественному мнению нашего отвращения к массовым убийствам такого типа. Но допустить к такой процедуре советского судью – представителя режима, который имел на своей совести не только русскую революцию со всеми ее жестокостями, коллективизацию, чистки тридцатых годов… Допустить такого судью значило бы, что мы принимаем на себя часть ответственности за эти сталинистские преступления".
И все-таки процесс состоялся – и это было к лучшему. Очень важно, что преступления нацистского режима были раскрыты и обсуждены публично. Важным фактом стало и оправдание трех обвиняемых. Оно показало, что в Нюрнберге творится не пропагандистское шоу, а настоящий процесс. В конце концов, не все люди, принимавшие участие в предвоенном вооружении Германии, а потому вызвавшие гнев союзников, были преступниками. Банкир-промышленник Яльмар Шахт, например, был оправдан, поскольку при Гитлере успел даже посидеть в тюрьме. Хотя, конечно, моральной ответственности за привод Гитлера к власти и закрепление у руля государства в тридцатые годы никто с немецких банкиров и промышленников снять не сможет. Нес эту ответственность и Шахт.
На состоявшейся недавно конференции "Нюрнбергский процесс: исторические и правовые аспекты", организованной Институтом всеобщей истории РАН, прозвучали воспоминания и были процитированы документы, доказывающие: советским судьям на этом процессе работать было непросто. Заместитель главы британской делегации вспоминал, что перед процессом Вышинский поднял тост за то, чтобы все обвиняемые были казнены. Очевидно, именно таково было желание Сталина, которое как всегда выполнял Вышинский. В конце концов, советский судья Никитченко проголосовал за пожизненное заключение для Гесса – самого высокопоставленного из подсудимых, не успевшего, однако, принять участие в самых кошмарных преступлениях нацистского режима 1941-1945 гг. Документы, прозвучавшие в выступлении директора Госархива Российской Федерации Сергея Мироненко, свидетельствуют: возглавляемая Вышинским комиссия была недовольна тем, как работали в Нюрнберге Руденко и Никитченко, и жаловалась на них в Москву. Что это означало в те годы, догадаться нетрудно…
В прошлом у Никитченко и Руденко, "матерых" советских юристов, было много темных страниц. Но теперь, по прошествии десятилетий, мы должны все-таки сказать им спасибо, как и всем людям, судившим нацистских преступников. Именно они создали юридический прецедент, не дали поставить нацистский режим на одну доску ни с одним из других кровавых режимов ХХ века. Все-таки, как написал в своей книге американский историк Эрик Гольдхаген, если сталинизм был "ересью", пустоцветом на дереве европейского просвещения, то нацистский режим был апостасией – тотальным отрицанием всех достижений европейской цивилизации. Это нужно помнить всем.
