«Мечтаю, чтобы никто не знал, что я жена режиссера»

Одного из самых трагических персонажей в фильме «Жизнь и судьба» Людмилу Штрум сыграла Лика Нифонтова. С известной театральной актрисой, супругой режиссера Сергея Урсуляка встретился обозреватель «Известий. 

— Когда Сергею поступило предложение снимать «Жизнь и судьбу», он советовался с вами? Ведь он долго колебался, а вы его к чему склоняли?

— Я считаю, что когда поступает такое предложение, все сомнения надо отбрасывать. Несмотря на то, что сложно, тяжело, устал, и так далее. Нельзя играть с судьбой и упускать такие шансы. Надо пробовать, не бояться сложностей и поднимать свою профессиональную планку. Мне кажется, в этом фильме Сергей свою планку повысил.

— В момент публикации романа Гроссмана в журнале «Октябрь» в 1988-м году вы были совсем молодой женщиной. Когда читали, примеряли на себя его героинь? Или тогда все это было слишком от вас далеко?

— Признаюсь: тогда я его не прочла. Взяла в руки, только когда Сергею поступило это предложение. И сразу поняла, что судьба Людмилы — женщины, которая в конечном итоге стала моей героиней — мне бесконечно интересна.

— Вы сказали об этом Урсуляку?

— Конечно же, нет! Просто потому что боялась услышать: «Это не твое». Можете верить или нет, но, как бы я ни хотела сыграть ту или иную роль, если он меня в ней не видит, то говорит об этом прямо. Так что я просто ждала.

— Прочли и затаились?

— Именно. Я прекрасно понимала, то он должен сам сделать выбор. А когда этот выбор пал на меня, была бесконечно счастлива.

— И не говорили, хотя бы для вида: «Ну, не знаю, подумаю…»?

— У нас нет в семье такого не заведено: что-то для вида делать. Я сразу призналась, что очень хочу сыграть Людмилу, хотя, конечно, и боюсь тоже.

— Вы обсуждали этот образ, репетировали?

— Вы имеете в виду дома, до начала съемок? Нет. Мы дома никогда не репетируем, и даже не обсуждаем роль. Сергею необходим живой процесс: чтобы на площадке были партнеры, чтобы возникали отношения между ними. Он идет от индивидуальности каждого исполнителя. И умудряется создать у нас, актеров, ощущение, что мы сами все придумали и сами до всего дошли. Хотя, конечно, направляет нас он.

— Вы с Маковецким играете вместе уже во второй раз. В «Ликвидации» — близкую подругу его героя. Здесь — жену. Уже было ощущение «сыгранности»?

— Сережа Маковецкий уникален тем, что с ним сыграется даже стул. И для меня главное было попытаться соответствовать его уровню, его таланту. Он такой точный, такой потрясающий! Я, кстати, не очень люблю слово «сыгранность» и от партнера жду скорее неожиданности. С Маковецким эти неожиданности происходят постоянно. С ним невероятно интересно работать, и он тебя подтягивает.

— И в «Ликвидации», и в «Исаеве» вы играете женщин, которых любят. А тут — женщину, которую разлюбили. Вас это не страшило?

— Если честно, я об этом не думала. Людмила — сложнейший образ: неудобный, колючий человек, но при этом очень чувствующий, душевный. Все испытания она проходит с невероятным чувством достоинства. Кого-то они могли сломить, но ее закаляют. Вот это сочетание души и сдержанности мне было очень важно передать. В романе есть такая фраза Людмилы: «Он перестал мне рассказывать о себе, и мне уже это не интересно». Мы эту фразу убрали. Потому что моей героине все, что касается, Штрума по-прежнему интересно. И больно, что он отдаляется от нее.

— Сейчас время сильных женщин. Как вам кажется, похожи они на вашу Людмилу?

— К сожалению, в большинстве своем нет. Не знаю, в чем дело, в воспитании, наверное, но что-то важное — чувство достоинства, в первую очередь, — у молодых женщин потеряно. Слава богу, живы еще наши мамы, в них это есть.

— Я спрашивала свою маму, как ее родители, то есть мои дед и бабка, восприняли смерть Сталина. Был ли по этому поводу траур в семье. Она ответила: «Ты что, с ума сошла? Они так радовались!» А вы у своих родных спрашивали?

— А мои горевали, потому что были убеждены: это Сталин выиграл войну. Репрессии, слава богу, обошли нашу семью стороной, а вот война — нет. Мой дед ушел на фронт, а отец, еврей по национальности, которому в 1941-м было 13 лет, вместе с родными бежал из Киева. Так что, война — очень близкая мне тема. Я всегда помню о том, что и наши бабушки-дедушки, и герои Гроссмана прошли через страшные испытания, перед которыми все сегодняшние неприятности кажутся сущей мелочью. И я видела, как наши дети смотрели эту картину и плакали. Значит, мы попали им в сердце. Что, по-моему, для любого фильма — самое важное.

— Готовясь к роли, вы рассматривали фотографии женщин тех лет, размышляли о том, как должна выглядеть и одеваться ваша Людмила?

— У нас очень хороший гример, которая давно работает с Сережей. Она приносила множество фотографий, мы внимательно изучали, как они красились, как причесывались, что носили… Я человек театра, и для меня это был увлекательнейший процесс. Я люблю погружаться в разные эпохи.

— А вам нравится, как выглядели женщины той эпохи?

— Очень! Я обожаю эти костюмы, эти платья, эти укладки. Не знаю за счет чего, но все они безумно женственны — независимо от характера. Да с такой прической, в таком платье и вести себя будешь иначе. Не сядешь так, как я сижу сейчас, в джинсах.

— Когда вы посмотрели фильм целиком, как восприняли вашу экранную соперницу в исполнении Анны Михалковой?

— Мне чрезвычайно понравилось, как Аня сыграла. Она такая искренняя, душевная, естественная! Мне было очень интересно, кого Сергей выберет на эту роль, и, когда я узнала, что Аню, подумала: «Как здорово!». Наши героини получились совершенно разные. И ведь Штрум уходит от одной к другой не потому, что кто-то лучше, а кто-то хуже. Чувство к одной — угасло, к другой — возникло. А разобраться, почему — не в наших силах. Да и не надо, мне кажется, это делать.

— Расскажите, пожалуйста, о молодом актере, который сыграл вашего сына. Как складывались ваши отношения на площадке?

— Его зовут Никита Тезин, он уже не студент, а дипломированный актер: играет в театре у Погребничко. Когда Сергей смотрел ребят на эту роль, я была очень занята в театре, шел выпуск «Чайки», но он все равно просил меня подъезжать на «Мосфильм» и общаться с кандидатами. Он же не проводит проб — просто разговаривает с актерами. И ему было важно, чтобы у меня на «сына» возникла какая-то реакция. Так что он очень внимательно за мной в этот момент следил. И вот я получаю смс: «Приезжай обязательно!» Видимо, Никита ему самому очень понравился, и он хотел утвердиться в своем ощущении. А я, когда взглянула на Никиту, испытала острую жалость к моему экранному сыну, к его судьбе. И, по-моему, Никита отлично справился с ролью. А «дочку» мою сыграла Вера Панфилова, студентка Женовача.

— Ваши «дети» вас на площадке побаивались? Все-таки жена режиссера.

— Как бы я мечтала, чтобы никто не знал, что я жена режиссера! Но, к сожалению, это уже не осуществимо. Конечно, это их надо спрашивать, было ли им удобно со мной. Но я старалась все для этого сделать. Для меня всегда очень важно, чтобы партнеру было со мной удобно. А Никита и Вера к тому же еще так молоды, и я так хочу, чтобы у них сложилась актерская судьба! Мы с Верой до сих пор общаемся: переписываемся, созваниваемся, она приходит ко мне в театр…

— На таком тяжелейшем проекте актеры превращаются в сплоченную команду?

— Когда проходишь столь сложный путь, человек, который был с тобой бок о бок, действительно становится близок. С октября по конец декабря прошлого года снимали Сталинградский блок, я уже не была задействована и приезжала на съемки просто чтобы поддержать Сергея. И видела, какие они все замученные, какие уставшие. Конечно, мы все сплотились.