Эта статья о трагедии подводной лодки "Курск" без срока действия.
Адвокат родственников моряков подлодки "Курск" о трагедии 15-летней давности – как об истории манипуляций и предательства
В канун 15-летия катастрофы, 12 августа 2000 года, подводной лодки "Курск" адвокат родственников погибших моряков Борис Кузнецов запустил сайт в поддержку второго издания своей книги, в которой он излагает собственную версию событий. Кузнецов уже несколько лет живет в США, где получил политическое убежище из-за обвинений со стороны ФСБ России в разглашении гостайны в связи с адвокатской деятельностью. Работа с родственниками погибших на "Курске" не послужила непосредственным поводом для эмиграции, но стала для Бориса Кузнецова не только адвокатской и правозащитной практикой, но и собственным расследованием.В своей книге Борис Кузнецов приводит полную хронологию событий, связанных с аварией на "Курске", достоверные причинно-следственные связи и факты, многие из которых были намеренно искажены, как он пишет, в ходе следствия. Новые документальные подтверждения этого Борис Кузнецов получил, уже живя за границей, и включил во второе, дополненное издание.
– Как получилось, что вы прервали адвокатскую карьеру и оказались в эмиграции в США?
– В 2005 году, после выхода первой книги и после того, как я не поддался давлению Главной военной прокуратуры, которая вела расследование по "Курску", меня начали откровенно прессовать. Книгу пытались изъять, весь тираж. У меня был договор на аренду помещения с Управлением делами президента, которое я много лет обслуживал, и они ко мне обратились и попросили контракт расторгнуть. Кроме того, были подтвержденные данные, что ФСБ ищет повод, чтобы меня убрать из России – или вообще убрать… Такие разговоры даже велись! Это было связано с делом Игоря Сутягина. ФСБ внедрило в число присяжных сотрудника Службы внешней разведки, и я не только его нашел, но и доказал, что такое внедрение было. Дальше было дело Мананы Асламазян, где вовсю торчали уши ФСБ, которое мы выиграли даже в Конституционном суде России. Следом было дело об убийстве в 1995 году банкира Ивана Кивелиди. У меня были доказательства, что к этому преступлению причастны сотрудники ФСБ. Его убили боевым отравляющим веществом, а посадили абсолютно невиновного человека. У меня проблем с ФСБ было много, но найти они ничего не могли. То есть меня нельзя было зацепить за неуплату налогов, за какие-то финансовые нарушения. И тогда они нашли вот такой повод. Я защищал сенатора Левона Чахмахчяна, члена Совета Федерации, и в документах Верховного суда наткнулся на документ о том, что его прослушивает ФСБ. Прослушивание было незаконным, потому что Чахмахчян, как член Совета Федерации, обладал неприкосновенностью. Я заполучил копию этого документа и отправил его в Конституционный суд России. Против меня возбудили уголовное дело за разглашение государственной тайны! Конечно, это полный бред! Но, зная наше правосудие, я понял, что меня как минимум посадят, а как максимум – просто прикончат. Поэтому я решил уехать из России. Но это был, конечно, повод, причем самый дурацкий.
В Америке получить политическое убежище достаточно сложно, мне его предоставили в течение месяца. Даже чиновникам из миграционной службы совершенно было ясно, что это все абсолютно надуманные обвинения. Я вынужден находиться в эмиграции, потому что до сих пор это уголовное дело не прекращено, несмотря на две амнистии, несмотря на мою просьбу, чтобы это дело рассмотрели в суде в мое отсутствие, что вполне возможно. Больше того, я нахожусь в международном розыске. Я имею больше полутора сотен писем от следователей, судей на мой домашний адрес. Больше того, я просил допросить Татьяну Тарасову, которая знает мой адрес, которая бывала у меня, Максима Дунаевского, Михаил Федотова, который был у меня дома, но, конечно, никто никого не допрашивает. Они прекрасно знают, где я живу, и делают вид, что они меня ищут. На самом деле Интерпол отказался меня разыскивать, потому что это дело носит исключительно политический характер, и я свободно передвигаюсь по всему миру, ну, кроме, естественно, России. У меня в России осталось много друзей. Я вынужден прекратить, по существу, то любимое дело, которым я занимался, а именно – адвокатскую практику.
– Как вы вошли в дело "Курска"?
– В Санкт-Петербурге живет мой бывший приятель капитан первого ранга Игорь Курдин. Он несколько раз обращался ко мне с различными юридическими вопросами, я ему помогал, и он мне предложил: "Не можешь ли ты помочь родственникам погибших на "Курске"?" Мы провели собрание в филиале Военно-морского музея, это подводная лодка Д-2, которая в гавани стоит. Это было в начале 2002 года. Следствие уже как бы свой зенит прошло, адвоката у них не было. Это была возможность проводить собственное адвокатское расследование, и я старался с максимальной добросовестностью эту работу сделать. Когда уголовное дело было прекращено, 22 июля 2002 года, я приступил к изучению материалов. Там, если мне память не изменяет, было 137 томов. Закончили мы в конце года. Я нашел целый ряд грубых и процессуальных, и фактических нарушений со стороны предварительного следствия. Дело расследовал полковник Егиев, сейчас он уже генерал-майор, если не генерал-лейтенант. Меня пригласил к себе главный военный прокурор Александр Николаевич Савенков. Со мной велись многочисленные беседы, встречи, меня пытались даже купить – с намеком на то, что, если я дам заключение, что все расследование проведено в полном объеме, беспристрастно и объективно, то я получу за это договор на обслуживание Военно-морского флота. Мне рассказывали подробности, говорили, сколько баз за рубежом, какие активы имеет ВМФ России, раскрыли объем работы, которую я мог бы выполнять, получая огромные гонорары. Но в ходе изучения я наткнулся на целый ряд не просто ошибок, а грубых злоупотреблений, которые были и в ходе предварительного следствия.
– Что именно показало ваше собственное адвокатское расследование?
– Во-первых, совершенно очевидно, что "Курск" не должны были выпускать в море. Во всяком случае, выпускать и стрелять этой торпедой, перекисно-водородной, поскольку "Курск" никогда ею не стрелял ранее, даже на государственных испытаниях, хотя в составе флота он находился уже с 1996 года. Экипаж не обучался работать с этой торпедой. Все документы, которые есть в материалах уголовного дела, о том, что экипаж знал, как пользоваться этой торпедой, что он прошел обучение, сдал зачеты или экзамены, – сфальсифицированы от начала до конца, там везде стоят поддельные подписи. Например, указывается, что Алексей Иванов-Павлов, командир минно-торпедного отделения, проходил обучение на базе в Обнинске – а на самом деле в это время он был на другой подводной лодке, не в составе экипажа "Курска".
Торпеда эта очень специфическая, она в качестве основного топлива имеет керосин и в качестве окислителя пероксид водорода, это маловодная перекись водорода, которая при смешивании с керосином дает высокую температуру, и за счет этого торпеда имеет увеличенную дальность поражения. Для того чтобы контролировать уровень давления в баке с пероксидом водорода, на подводной лодке была установлена система контроля окислителя, и когда торпеду загружали на "Курск", то подсоединить ее к этой системе экипаж не мог, пригласили офицера с другой подводной лодки. Экипаж, уже находясь в море, должен был работать с этой системой контроля окислителя, подключать, отключать и так далее, и, судя по всему, экипаж с этим не справился. Это одна из тех причин, которые привели к трагедии на "Курске". Второй момент – нет никаких данных, что система трубопроводов, которые подают пероксид водорода, была обезжирена. Дело в том, что пероксид водорода при соприкосновении с органикой тут же воспламеняется. Были аварии и на советском, и на российском флоте при использовании этих торпед, и была очень серьезная трагедия в Великобритании, когда погибло большое количество моряков. Британцы тоже первоначально пользовались этими торпедами, а впоследствии от них отказались. Вот это как бы первый комплекс – нельзя было "Курск" выпускать в море для стрельбы именно этими торпедами. Виноваты в этом, конечно, в первую очередь руководители Северного флота Вячеслав Попов и Михаил Моцак.
Второй момент, очень существенный: дело в том, что тот вид учения, "сбор-поход", предусмотрен всеми нормативными документами и уставами. В этом случае ответственным должен был быть главком ВМФ и Главный штаб. Но руководство Северного флота, главком ВМФ Владимир Куроедов использовали такую форму учебы, которая никакими нормативными документами предусмотрена не была. И в связи с этим был изменен порядок проверки готовности кораблей и спасательных судов к выходу в море. Сначала начал проверять главный штаб, а потом уже дивизия, флот и так далее. Все было поставлено с ног на голову, качественной проверки готовности судов так, как это предусмотрено всеми приказами и инструкциями, не было, и за это непосредственно несет ответственность главком ВМФ. То есть "Курск" перед выходом в море фактически никто не проверял! А если бы проверял, то не дали бы возможности использовать при учебной атаке эту взрывоопасную торпеду.
Следующий момент: план учения имелся у руководителя учений, то есть у командующего флотом Вячеслава Попова, и у начальника Штаба Северного флота Михаила Моцака. То есть они знали, где какие корабли находятся, где они входят в район так называемых "боевых действий", в том числе и "Курск", где он должен был находиться при входе в район учений. В 11 часов 28 минут 12 августа гидроакустики "Петра Великого" зафиксировали взрыв. Это была вспышка на экране гидролокатора и хлопок. Гидроакустик с "Петра Великого" старший лейтенант Андрей Лавренюк тут же запеленговал взрыв, определил его как 96 градусов по отношению к тому месту, где находился в тот момент "Петр Великий". Проходят учения, связанные со стрельбами, и тут происходит взрыв, что должен был сделать гидроакустик? Зафиксировать этот взрыв, записать его в гидроакустический журнал и доложить командиру корабля. Лавренюк это самое и сделал. Что должен был сделать командир корабля и руководитель учений? Они должны были классифицировать этот взрыв и определить его источник и характер. Они этого не сделали. Вообще, такое ощущение, что Лавренюк доложил в пустоту. Почему ни следователи, ни Вячеслав Попов, ни тогдашний командир "Петра Великого" капитан первого ранга Владимир Касатонов ответа на этот вопрос не дали? Да, собственно говоря, он и не ставился! Совершенно очевидно, что это преступная халатность.
"Курск" должен был стрелять примерно до часа дня, но он не стрелял, на связь не вышел. Его должны были объявить в розыск немедленно, вот после этого взрыва, но не объявили, то есть не признали ситуацию аварийной. А достаточно было взять карту, приложить пеленг вот этот, 96 градусов, и он бы уперся как раз в тот коридор, куда в район боевых действий должен был входить "Курск". Дальше что происходит? Попов улетает на берег, доложив и сообщив СМИ, что учения прошли благополучно. Не получив информации, какова причина, почему "Курск" не вышел на связь, почему не было учебной стрельбы со стороны "Курска" и так далее. Только в 23:30 "Курск" объявляют аварийным. То есть прошло 12 часов. Вот эти 12 часов – это потерянное время. А дальше исполняющий обязанности учений вызывает этого гидроакустика, старшего лейтенанта Лавренюка, и тот прокладывает пеленг, который был в тот момент, когда произошел этот взрыв. "Петр Великий" идет по этому пеленгу и в 2 часа 22 минуты, то есть спустя три часа после того, как "Курск" был объявлен аварийным, гидроакустик Лавренюк, тот же самый, слышит стуки, и, ориентируясь на эти стуки, обнаруживают "Курск". Потеряно 12 часов времени!
Совершенно бездарно была проведена спасательная операция. На тот момент, когда на место катастрофы подошел "Михаил Рудницкий", спасательный корабль с автономными спасательными аппаратами АС-32 и АС-34, и когда эти аппараты стали опускать в воду, представитель Главного штаба ВМФ капитан первого ранга Игорь Дыгало говорил, что с "Курском" установлена связь, что все живы и здоровы, что туда подают чуть ли ни горячий кофе! Вранья вокруг этого было огромное количество! На самом деле стуки продолжались в течение двух с половиной суток. Притом эксперты, которые изучали эти стуки, пришли к однозначному выводу, что эти стуки производились человеком, и что стуки производились из лежащей на дне подводной лодки. Всегда прослушиваются не только сами сигналы, но и фон. Фоном любого стоящего на якоре или лежащего в дрейфе корабля, судна всегда работают какие-то вспомогательные механизмы – насосы, электрогенераторы и так далее. И за счет фона как раз слышно, что это находящееся на плаву живое судно. В данном случае, кроме стуков, было слышно только журчание воды и шипение воздуха. И на этом основании эксперты категорически пришли к выводу, что стуки были из подводной лодки.
Владимир Путин в это время находился в Сочи. Учения, на которых погиб "Курск", были самыми крупными учениями Военно-морского флота в постсоветской истории. И, конечно, Путину, как верховному главнокомандующему, может быть, присутствовать на них было бы и не обязательно, но вникнуть в их суть, выслушать специалистов, выслушать доклад главкома, выслушать доклады командующего флота он должен был! Он этого не сделал, он пустил эти учения на самотек и отдал их на попечение главкома ВМФ и руководства Северного флота. Ему доложили, в частности главком ВМФ Владимир Куроедов, что есть все возможности для спасения оставшихся в живых моряков, а их осталось в 9-м отсеке 23 человека, что их удастся спасти своими силами. И для этого использовались так называемые автономные спасательные аппараты АС-32 и АС-34, которые предназначены для посадки на аварийный люк находящейся на дне подводной лодки, присасывания к этому люку, и моряки "Курска" "сухим способом" должны были бы переходить из 9-го отсека в спасательный аппарат. Все попытки присосаться ни к чему не привели, потому что была допущена либо конструктивная ошибка, либо недостаток при строительстве "Курска". Потому что тот самый комингс-площадка, такое кольцо, которое окружало люк, и к которому должен был производиться присос, было занижено на несколько сантиметров, а должно было быть приподнято!
Важно отметить, что весь корпус подводной лодки покрывается специальной резиной, которая дает возможность не быть замеченным поисковыми приборами потенциального противника. Комингс-площадка была занижена, и резина находила на это кольцо, поэтому не было никакого присоса, невозможно было откачать воду. Эти аппараты создавались специально для ряда типов подводных кораблей, в том числе и для "Курска", но ни на государственных испытаниях, ни позднее, в процессе эксплуатации, в процессе обучения, ни при подготовке этих учений ни разу не пробовали осуществить фактическую присоску. Если бы это знали, то понимали бы, что аппараты использовать нельзя. Кроме того, есть такие совершенно простые, но используемые уже более 100 лет средства спасения, как водолазный колокол. Его тоже не использовали, потому что на Северном флоте колокола не было. Экипаж был снабжен индивидуальными спасательными аппаратами, которые позволяли каждому подводнику автономно выплыть из "Курска". В 9-м отсеке на 23 человека было 19 таких аппаратов. Но для этого было необходимо, чтобы их встречали, чтобы были суда, оснащенные барокамерами, чтобы они не находились длительное время в холодной воде, потому что смерть от переохлаждения наступает в течение буквально десятка минут. Оснований считать, что у них такая возможность была, у погибших нет. И я могу предположить, что по этой причине они свой выход задержали. И в конце все закончилось тем, что в 9-м отсеке возник локальный пожар, при попадании воды и масла на пластины для регенерации воздуха – в них содержится калий, вызвавший возгорание, и все подводники погибли от отравления угарным газом. До 11 часов однозначно 14 августа были слышны стуки, а по некоторым сведениям, стуки были до конца дня 14-го.
– Существуют по меньшей мере две конспирологические версии гибели "Курска" – что его атаковала и потопила иностранная подлодка, и что причиной стало попадание ракеты с крейсера "Петр Великий", который тоже принимал участие в тех маневрах. Что вы думаете по поводу этих версий?
– Это бред, сразу по двум причинам. Если взять фактические обстоятельства, то сейсмологи зафиксировали два сейсмических события, которые случились с разницей в 2 минуты 15 секунд между собой. Гибель "Курса" произошла от детонации боезапаса. Если даже предположить, что "Курск" атаковали американцы или в него попала ракета с "Петра Великого", то это был бы один взрыв. Притом второй взрыв был примерно в сто раз больше, чем первый взрыв. И следствие, и эксперты абсолютно правильно говорят, что первый взрыв произошел в результате возгорания топлива торпеды. В результате этого возгорания возник пожар, температура которого, по некоторым оценкам, достигала 3 тысяч градусов, и в результате этого пожара произошла детонация части боезапаса. То есть как минимум там сдетонировало 10 торпед, каждая из которых имела порядка 400 килограммов взрывчатого вещества. Умножьте 400 на 10, и получается – 4 тонны взрывчатого вещества одновременно взорвалось. Это первый момент. Второй момент – что было два взрыва и что они находились в разных местах, об этом говорит и осмотр "Курска", когда его подняли. Та самая учебная торпеда взорвалась в торпедном аппарате номер 4, и крышка от этого торпедного аппарата оказалась вваренной в переборку между первым и вторым отсеком – то есть движение этой крышки было от носа к корме. Фрагменты торпедного аппарата были обнаружены за кормой "Курска", на дне. То есть их выбросило, совершенно очевидно, вторым взрывом, и "Курск" в момент этого второго взрыва был еще на плаву. Для меня совершенно ясно, что после первого взрыва забортная вода в "Курск" не поступала. И только вторым взрывом "Курск" был затоплен. Еще важно то, что, как рассказал командующий Военно-морскими силами Великобритании, британцы на следующий же день отправили самолет со спасательными аппаратами, и ему не дали посадку в Мурманске, его развернули. То, что не приняли обращение норвежцев и англичан, привело к тому, что не смогли спасти этих 23 человек, которые находились в 9-м отсеке, которые сделали записи.
– Ваша точка зрения на то, кто должен ответить за эту трагедию, очевидно, не совпадает с официальной. Почему, на ваш взгляд, случилось так, что за гибель людей, по сути, никто не ответил?
– Я считаю, что на скамью подсудимых должны были сесть главком ВМФ и руководство Северного флота. Но когда доложили о ситуации Путину, он принял политическое решение никого к уголовной ответственности не привлекать. Следствие признало, что стуки были, что подводники жили более 8 часов. Тогда, в самом-самом конце расследования пригласили двух экспертов – некоего Виктора Колкутина, который был в тот момент главным судебно-медицинским экспертом Минобороны, и Сергея Козлова, на тот момент заместителя главного штурмана ВМФ, и вот эти двое дали заключение, что подводники жили в 9-м отсеке не более 8 часов. Это полный бред, что написал Колкутин! И Козлов, который написал, что стуки шли не из подводной лодки, а откуда-то со стороны, что 85 процентов стуков не приходится на эту подводную лодку. Он все это делал на чистом листе, не имея абсолютно никаких данных о пеленге этих стуков, который осуществляли на протяжении всей спасательной операции гидроакустики спасательного судна "Михаил Рудницкий", "Петра Великого" и других кораблей, которые там были. Это очевидно совершенно сфальсифицированные заключения.
И вот на основании этого Путин принимает политическое решение никого к уголовной ответственности не привлекать. Само по себе принятие такого политического решения – это уголовное преступление. Это вмешательство в следствие. Потому что президент полагает, что он может себе позволить принимать такое решение. Дело в том, что у них были личные дружеские отношения с главкомом Владимиром Куроедовым, а "когда пацаны между собой дружат", они независимо от того, виноват или не виноват, всегда друг за друга "вступаются". Вот и здесь произошло точно такое же. Да, я дошел до Европейского суда по правам человека. В России, понятное дело, у меня было все перекрыто. Я подал обжалование в гарнизонный суд, потом в окружной военный суд, мне отказали, и после этого я обратился в Европейский суд по правам человека. И вот здесь я допустил ошибку. Дело в том, что из числа родственников, вот из этих 55 человек, должен был быть один подписант. Их может быть несколько, а может быть один, от имени всех родственников. И вот этим подписантом был Роман Колесников, отец Дмитрия Колесникова. Я полагал, что, поскольку парень взял на себя командование оставшимися в отсеке матросами, моряками, проявил огромное мужество, то отец будет по характеру как минимум таким же. Но его сломали, и он отказался от дальнейшего участия. К нему обратились из Европейского суда, и он сказал, что он никаких претензий к власти не имеет. Он потом это пытался объяснить тем, что не мог меня найти, не мог со мной связаться. Но это неправда, я всегда был на связи и поддерживал отношения с некоторыми родственниками.
– Недавно вы запустили сайт в поддержку вашей книги о гибели подводного крейсера "Курск". Но книга вышла еще в 2005 году...
– Это второе издание, дополненное. Потому что за то время, что я находился в эмиграции, мне удалось получить дополнительную информацию по этому делу. Например, есть такой очень любопытный момент. Оказывается, постановлений о прекращении уголовного дела по факту гибели "Курска" было не одно, а два! Одно было как бы основным, а второе дополнением. В основном признавали, что подводники жили не более 8 часов, и поэтому у тех, кто провел бездарную спасательную операцию, с гибелью людей не было причинной связи, потому что они умерли до того, как началась поисково-спасательная операция. А потом следователь Егиев пишет дополнение к этому постановлению, которое эти экспертизы, Колкутина и Козлова, не принимает во внимание. Но на решения о прекращении дела и о непривлечении виновных лиц это не сказалось. При этом это дополнение никому не показали. То есть я его получил от одного сотрудника Главной военной прокуратуры, уже находясь в эмиграции.
– С каким опытом подошла Россия к 15-й годовщине гибели "Курска"?
– Мы встречаем ее с печальными результатами. Почему трагедия "Курска" так важна для изучения и оценки? Во-первых, это была первая катастрофа при Путине. Это была первая ложь Путина. С гибелью "Курска" началась ложь! После гибели "Курска" государство стало вмешиваться в судебную и в правоохранительную системы, государство стало подминать под себя средства массовой информации, и весь процесс свертывания демократии в России начался именно с гибели "Курска". Посмотрите встречу Путина с вдовами и родственниками погибших на "Курске", которая происходила в 2000 году. Обратите внимание на то, как он был растерян. Я думаю, что он пережил самые неприятные моменты в своей жизни. И ради того, чтобы таких моментов больше не было, где ему в глаза не могли бы сказать всей правды, всей боли, началась эта страница российской истории.
