November 07, 2024
ukraine support 1 ukraine support 2
Чайхана Чайхана Chaikhana

Я с детства любил походы в кафетерии, в столовые и в гости, где обильно угощали едой, отличавшейся от привычной, домашней. Железнодорожные или заводские столовые, придорожные или фирменные кафе – всё это вызывает у меня восторг до сих пор. Как посещу одно из таких заведений вольно и невольно, так глаза разбегаются, и подступает слюна.

Я готов съесть буквально всё, словно те голодные собаки, которых моя бабушка кормит на аллеях родного дачного кооператива «Путеец» на Старой Московке, где я живу с незапамятных лет. Давайте назовём то, что после работы или в ходе её – хотим увидеть на столе! Толчённая картошка с маслом, свиные котлеты-биточки или здоровенная и прожаренная отбивная, душистый борщ с приправами, узбекский плов, сладкие и румяные сырники в сметане и с вишнёвым джемом – ум-м: аппетит разыгрывается настолько что, хочется набрать гору и мигом поглотить, не обращая внимания на диету или на раздельное питание, инструкцию, рекомендованную большими специалистами в своей области.

Разнообразие еды, как стимул, прельщает трудолюбивого гурмана, способного оценить и представить опыт и стремление повара угодить клиентам, родственникам или самому себе, в конце концов. Что ощущают бродяги, блуждая по улицам Родины или места, ставшего таковым в течение долгих лет? Голод, смятение и вряд ли удовольствие. Укрепляющийся в страданиях организм приспосабливается к трудным и колким условиям бытия, а мозг работает, развивая смекалку. Человеку, жалкому существу «Хомо Сапиенс», ничего не остаётся, как «вертеться» в этом пугающим пространстве подворотни – вопреки постоянным невзгодам, испытаниям. Подобные трудности испытывал литературный герой Жан Вальжан – из романа Виктора Мари Гюго «Отверженные», а также некоторые писатели нонконформисты, битники: Генри Миллер, Эдуард Лимонов, Джек Керуак, впрочем, не только они – позже их герои, описываемые в автобиографическом ключе.

Придуманная этими людьми (писателями) богема в произведениях не кажется вымышленной – каждый мало-мальски грамотный потребитель способен представить себя на месте эмигранта, политического или трудового, в чужой стране, со слабым знанием языка. Что чувствует отчаявшийся человек, находясь вне дома, в далёкой стране, где он почти никому не нужен? Мой друг и тёзка, тренер по фитнесу и человек по духу мне близкий как-то спрашивал у одного немолодого и заросшего бродяги, что ему нужно, если не дом и тепло?

– Жратвы и секса мне надо, зёма, я дико хочу жрать и трахаться! А спать и греться я научился в открытых местах. Показать? Полтинник дашь?

Мой друг вытащил тогда стольник из кармана и вручил этому бедному и грязному человеку в обмотках, который тут же пошёл и не проел деньги, а пропил – в ближайшую аптеку. Купил «фанфурик» или «хлопушку», разумеется, чтобы рыло подправить…

Надо разобраться кто такие бездомные в России, ведь в Америке они отличаются статью и достатком так сказать. Бездомный человек, если верить википедии, это часть российского общества, которую характеризует отсутствие постоянного дома или обитание в местах, не предназначенных для проживания, и обусловленные этим фактором особенности жизни и поведения. В современном русском языке по отношению к бездомным часто применяется слово «бомж» — акроним от «без определённого места жительства». Среди бездомных в любом государстве существует иерархия. К тому же бездомные делятся на несколько категорий, не стану приводить, их можно посмотреть в интернете.

Когда я работал в Америке, то наблюдал жизнь «бездомных», живут они на широкую ногу – я об этом писал в путевых заметках в США «По ту сторону неба». Это здоровые мужчины и женщины, не получающие с прохожего меньше пяти долларов. А потом, как объяснил мне один «мечтатель» («dreamer»), есть такая профессия сидеть и мечтать, глядя в небо, получить при этом деньги. Каждый из них собирает за день больше ста долларов, представляете? Зачем работать? Можно и косить под бездомного!

Теперь разберёмся с бродяжничеством. Это скорее состояниечеловека, живущего в материальной бедности, скитающегося с места на место, не имеющего жилья, постоянной работы или другого законного источника дохода (средств к существованию). В русскоязычной социологической и юридической литературе бродяжничество обычно определяется как систематическое перемещение лица, не имеющего постоянного места жительства, из одной местности в другую (или в пределах одной местности), с существованием при этом на нетрудовые доходы.

Я знаком с одним здоровенным бродягой, который живёт в маленьком населённом пункте недалеко от Сочи. Для него бродяжничество – это неповторимая свобода, когда ты можешь не задумываться над тем, что ты кому-то должен. Огромного сорокалетнего парня зовут Игнат. Летом он живёт под открытым небом, смастерив себе шалаш вдоль водоёма, впадающего в море. Я познакомился с ним, будучи на курорте, вместе с родными. Подходит к нам, значит, рослый мужчина в штанах и кепке, просит поесть и улыбается. Конечно, мы его угостили тогда. А совсем недавно я обнаруживаю этого человека «Вконтакте» – у меня в друзьях. Напарываюсь, что называется случайно: рассматриваю замысловатые аватарки и решаю, кого удалить из друзей. Много в последнее время разводится добавляющихся ко мне фейковых страниц. Одни люди приходят на мою страницу, потому что я автор того или иного произведения, а вторые – неизвестно. Не отвечают. Ни здравствуйте вам, ни до свидания. Прямо как в рассказе американского классика и бродяги Генри Миллера, который описывал свои шапочные знакомства, когда-то пригодившиеся ему в жизни. Игнат – парень простой, кстати, недавно у него появилась женщина, такая как он, бродящая и употребляющая, к несчастью, алкоголь. Друг написал, что он будет отучать свою пассию от этой вредной привычки. Живут они, в общем, в шалаше. Моются в реке, а кушают, что Бог подаст. Насобирают за день неплохо. Им в основном хватает, поверьте, как тем чернокожим «мечтателям» в США, меньше чем 5 долларов у прохожих не спрашивающих. Если не достаточно подарят люди, то мужчина-охотник воспользуется удачным знакомством с работниками магазина, которые выдадут ему просроченные продукты. Салаты и многое другое.

– Привести по месту прописки, к матери-старушке, я свою возлюбленную не могу, – пишет мне дружище. – Не поймёт, милая мама. Пожалуй, я вернусь домой, чтобы взять на дорогу мамин яблочный пирог – это запросто. Вот эту аппетитную штуку никто, кроме моей мамочки, приготовить не сможет!

Он хвалит последние мои художественные труды в журнале «Фома» и «Наша молодёжь», он читал их с помощью мобильного. Да, у него есть смартфон, благодаря нему он следит за благотворительными акциями, где раздают одежду, еду, товары первой необходимости.

– Витя, пиши-пиши, на «Красном лотосе» не останавливайся! – шутит Игнат. – Езжай в Америку, поброди там как следует и напиши здравый очерк! Вот что будет просто великолепно – в стиле наших битников!

Пытаюсь окунуться в атмосферу бродяжничества и отшельничества не через собственно блуждание по городу или области, а через чтение романов, написанных писателями-нонконформистами. К общению с бродягой-Игнатом тянет чистое любопытство.

Игнат приглашает меня отобедать у знакомого узбека в сочинской чайхане, когда я, разумеется, буду рядом. Он познакомился с одним болтливым узбеком, который помог ему с устройством на работу. Владелец заведения предлагает ему подработать летом грузчиком, если не находит «волонтёра» ближе и дешевле. Обычно не находит за такую цену…

– Скажи, братишка, что послужило толчком к бродяжничеству? – выясняю я, всматриваясь в аватарку с человеком на замусоренном ветками пляже, на ней изображён бородатый мужчина в расцвете сил, в оранжевой кепке, с улыбкой до ушей. Радостно хмурится на солнце. Он в штанах, обнажён по пояс. Волосатый, правда, как обезьяна.

– Не могу сказать, – не сразу отвечает душевный товарищ «Вконтакте». – Я работал на одной работе, потом на второй и третьей. Меня отовсюду выпроваживали за мою лень, за грубость, я человек грубый, верно, когда не вижу к себе должного отношения, внимания!

– Удивительно!

– Не совсем, южные люди – народ мнительный, если не видят в тебе соседа. Ты им помешаешь одним своим видом, это я заметил давно, коли не будешь жить, и говорить как они. Родные хотели упрятать меня в реабилитационный центр, но я отказался. Как раз, работая, я стал хиреть и деградировать. Приду домой – не хочу ни с кем разговаривать. Психую, вымещаю злобу на родных. Как получилось, что я стал бродягой? Вышел, было дело, в настроении – пошатался по посёлку пару часов, в следующий раз сделал вылазку дольше – прошёл километров десять в одном направлении. Вернулся на следующий день. У кого не спрашивал одолжить монетку – каждый давал не меньше десяти рублей. Насобирал я за день прилично, если учесть что только просил. Хватило на разное: на хлеб, сосиски, воду, представляешь?! Развёл костёр. А-а, чуть не забыл, мне отдали остатки кетчупа и предлагали выпить с компанией ремонтников дороги… отказался!

– Женат был, дети есть? – спрашиваю неохотно.

– Нет, но всегда хотел, – отправляет друг. – Я человек своевольный, пойми. Мне не нравится – ухожу! Ни под кого не подстраиваюсь.

Пишет-отвечает мужчина охотно и резво, не грубит, не шлёт двусмысленные картинки как многие продвинутые пользователи-«юзеры». Питательной почвой к разговору для него, я заметил, служит почти всё, что имеет отношение к настоящему, к увиденному им в процессе бродяжничества и общения с людьми. У него, похоже, храбрая душа бунтаря, а его неукротимость доводит некоторых людей до колик, как выразился в одном из романов старина Генри Миллер.

Игнат сообщил, что представляется уборщиком от малоизвестной компании добровольцев, поощрять которых не возбраняется. Убирает дружище вокруг отдыхающих – они могут поощрить его. Он может станцевать и спеть. Голос у него, кстати, он признался певучий, а движения пластичные и раскованные. И в этом, в своей спонтанной деятельности, он видит-чувствует свободу, смысл и тягу к жизни. По-моему это странно, но факт – если верить сообщениям.

И да – если бы не широкая кость Игната, маленький рост и природная волосатость, он бы стал походить на актёра Лиама Нисона. Уж больно утончённые у него черты лица и орлиный нос. А с мусором он борется также проворно как мастер Квай-Гон Джинн с врагами республики, которого и сыграл Л. Нисон, помните. Два джедая бродят, реализовывая своё предназначение, как Ведьмак Геральт и т.д. Увлекаюсь, простите!

Не всегда, думаю, депрессия и накатывающая меланхолия служат толчком к бродяжничеству, к алкоголизму. Игнат, надо сказать, почти не выпивает и не курит. Да, на государство не работает, но не это главное, согласны? Совершенствуя свой шалаш, это своё естество, проводя время с пассией, он частенько помогает тем людям, которые, кажется, не ожидают помощи, но в ответ готовы отблагодарить. Этот период жизни Игната не сводится к безделью. Попробуйте прожить вне квартиры, вне благоустройства, оставаясь добрым человеком и другом, причём читающим ваши заметки в социальной сети. По-моему, человека такой закваски никогда не выбьешь из седла – он станет только крепче и выйдет на связь в любом удобном месте.

– Слушай, друг, – пишу ему как-то, жалуясь. – Я, похоже, развожусь. Я в печали, у меня страшная депрессия.

– Где-то я читал, Вик, что если была любовь, то её надо хранить, а если её и не было, то потерять такое не страшно, как считаешь?! – мигом отписывает милый человек. – У какого-то классика прочитал, не битника, к сожалению, у нормального человека!.. Ха-ха-ха!

Он присылает мне фото стакана с янтарной жидкостью, красиво мерцающей в предзакатном свете на фоне сероватого берега. Говорит, что угостили буквально минут десять назад. Это виски. Но выпить ему не хочется. И своей «суженной» не предложит – она потом сбежит за новой порцией.

Потребность в бродяжничестве – своего рода эксперимент над психикой, как мне представляется и как объясняет знакомый школьный психолог. Здоровый человек не отважится на лишение нормального крова и пищи, если не будет на то желания и возможности. Некоторые люди имеют своего рода подстраховку и поэтому запросто бродят, где им вздумается, и живут соответственным образом. Так поступали довольно известные авторы, принимая лишения за возможность реализоваться и вдохновиться.

А что если наша жизнь – сплошное бродяжничество, конечно, не в полном смысле слова. Играю я с ребёнком в популярную в прошлом видеоигру «Бардс теил» – там нужно бродить-искать предметы или играю в современную настольную игру – в ней также надо долго ходить по одним и тем же местам. Собирается бабушка накормить собак на дачном участке – она тратит немало времени, прежде чем приковыляет туда. Добираясь, она может забрести к соседу по дачному участку и там провести долгое время за ничего не значащим разговором. Иду я с другом детства обсудить прочитанную на днях книгу – мы долговато шагаем в направлении узбекской чайханы, где заказываем шурпу или шашлык. Там предлагают кальян, но мы отказываемся. Дым никого из нас не радует.

В минуту скорей не меланхолии, а радостного соития со свободным временем я спешу прошвырнуться по знакомым улицам. Наблюдаю знакомых с детства людей, которые ни разу не были женаты. А если были – то разведены. Они часто выпивают, кстати. Володя Каганов… я вижу его в помещении тёплой остановке – он спит, пуская слюни. Из кармана у него выглядывает бутылка водки (чекушка). Потом замечаю Степана Модина – выйдя из подъезда соседнего дома, он грубо разговаривает с пожилой соседкой. Этот тридцатипятилетний парень следует постоянному курсу изо дня в день – он напивается пива, а затем медленно кружит по посёлку вместе со знакомым, которого цепляет ближе к полудню на выходных. Ни Володя К., ни Степан М., не работают уж около года. Работали вместе отделочниками сначала в родном городе, потом на севере, в итоге переключились на совместное потребление алкоголя практически по месту жительства. Эти люди – два крепких год назад молодых человека, общительных и улыбчивых. Кожа лица Вовы Каганова превращается в морщинистую сетку, а руки Стёпы Модина – в месиво из ран и ссадин, он имеет привычку драться, находясь в изрядном подпитии.

Однообразие бродяжнического мира на Старой Московке, где я живу с незапамятного времени – самая явная картина нашей действительности, я это понял, будучи ещё ребёнком. Всё интересное и впечатляющее в моём районе сопряжено с оригинальностью проживающих в нём людей. Мне 34 года, а оставшиеся здесь знакомые, соседи и т.д. – своим привычкам не изменяют; меняются рядом лишь жёны или сожительницы. Внешняя любезность этих людей, уравновешенная открытой потребностью прогуляться и пообщаться душевно, оправдывает их слабости. Да, на них влияют слабости – точнее они рабы своих слабостей, но это не повод, чтобы отвернуться от человека. Работают у нас в городе и в области прекрасные реабилитационные центры, живы к тому же и бодры родители многих проблемных граждан. Неужели отдельные личности нации так и пропадут, не имея возможности и времени к выздоровлению, к переосмыслению своего поведения?

О личной проблеме я заговариваю с одним резидентом – «пациентом» социально-епархиальной гостиницы при Серафимо-Вырицкой Обители милосердия. Мало кто хочет на первых парах обсуждать своё социальное положение (поражение), поверьте, пусть даже этот человек находится под прекрасным присмотром сейчас, он сыт, ухожен и его документы восстановлены.

Лицо Василия вытягивается, когда я называю причину своего общения с ним, самообладание на миг изменяет ему, в глазах у него вспыхивает не то ужас, не то гнев, как у скряги, если покушаются на его кубышку.

– Я расскажу, Виктор, – Василий, чисто побритый мужчина лет 45, оглядывается по сторонам, на выбеленные стены помещения, как будто боится, что кто-то услышит и осудит. В гостинице мужчина недавно. По его лицу ползёт гусеница вымученной улыбки, видно, что он о чём-то лихорадочно думает и не жаждет делиться. Но начальник-священник настоятельно рекомендует пообщаться со мной, во-первых, как с человеком хорошим, а во-вторых, с журналистом и писателем.

Не имело значение, о чём у нас заходил разговор, всякую тему резидент социально-епархиальной гостиницы превращал в бурный котёл для обсуждения. Стоило его разговорить, как он не давал себе продыху, сиюминутно выговаривая наболевшее. Его душа требовала общения. Гостиница в то время только открылась, и резидентов было в ней немного. Задавать ему вопрос, слушать ответ – было для меня всё равно, что выйти из холодного благообразного мавзолея в гущу жизни, которой я не знал, не понимал и не хотел узреть в частности. Василий был человеком интеллигентным и образованным. А стал он таким, бродягой, потеряв квартиру и документы, из-за личных невзгод. Василий никогда не думал, что неудачи в личной жизни повлияют на восприятие его других людей. Неудачи в личной жизни постепенно заставили его нырнуть в бутылку и начать методично деградировать.

С Василием регулярно общается психолог, нарколог, к нему приходит добрый православный священнослужитель, с которым они молятся и ведут душеполезные беседы. Он здесь уже два месяца. Духовник гостиницы, о. Олег не уверен, что ему (Василию) достаточно здесь пребывать. Да, снаружи Василий Анатольевич неплох, а внутри видно, что в нём сошлись в схватке силы разрушения от прежнего образа жизни. Отец Олег делится наблюдениями за этим человеком и утверждает, что почти физически ощущает буравящий его спину взгляд. Василий не созрел для выхода на волю, скажем так, однако он пока что недолюбливает тех людей, которые будто бы заперли его в стенах и присматривают-следят за ним.

– Я ухожу, а он пускается за мной вдогонку, Вить, – объясняет мне батюшка волнительно, это на него не похоже. – Спрашивает: «Когда я смогу выйти, бать?». Повлияй, а-а, ты – писатель, наблюдал народ, путешествовал в США! Бродяга в нём сильней, чем спокойный и уживчивый с остальными человек.

Работая с подобными людьми, оставаясь с ними допоздна, священник признаётся, что и сам теряется иной раз во времени, замечая вроде бы, как он кроме шуток сказал, хвост кометы…

– Я посмотрю в окно на звёзды, мол, мне пора уходить домой! А серебристой стайкой, Виктор, они устремляются вверх, словно космическая пыль в хвосте кометы. Говорю двум ребятам, посмотрите… они выглядывают в окно и качают головой, мол, ничего там такого! Шутите, батюшка. А там – комета!..

Протоиерей Олег, настоятель одного из крупнейших Соборов родного мне города, отвечает в Омской Епархии за социальное благоустройство подопечных. И к нему обращаются после службы – буквально стерегут его. Батюшка направляет страждущих людей сначала в трапезную, а потом оставляет на беседу по душам. Решает, что с ними сотворить, то есть куда отправить и с кем соединить.

Уходя от рассуждений специалистов в области, я представляю, что в пути бродяги, как монахи, наверное, совершенствуются духовно, находя себя в мире неизведанном. Оставаясь там, внутри какого-то дымного и неизвестного пространства, эти люди надеются обрести то, что пониманию обыкновенного человека не подвластно. Одни находят в этом смирение и удовольствие, вторые – сильней теряются, попадая в худшие условия, в малообъяснимый период своей жизни. А писатель, типа меня и одного столичного редактора, и художник, как один мой старый знакомый – те же добрые бродяги, благодаря которым, думаю, люди открывают новейшее, представляющее им лихое измерение для познания, прежде всего, самих себя. И еда здесь не причём, прочие плотские потребности тоже. Направление выбирает сама душа!

Автор Виктор Власов

Additional Info

  • Перепечатка:

    Перепечатка материалов разрешена. Ссылка на газету и сайт обязательна. Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов и редакция не несет ни какой ответственности за содержание. Если читатель нашел источник оригинала, то мы обязательно расположим пропущенную ссылку.

Rate this item
(7 votes)
Last modified on Thursday, 22 April 2021 00:03
Виктор Власов

Виктор Витальевич Власов
Житель Омска, Дата рождения 15.03.1987
Окончил Московский Институт Иностранных Языков (Омский филиал). Являюсь участником редколлегии современного журнала независимой литературы “Вольный лист”. Член Союза Писателей XXI век Председатель правления Всемирной Корпорации Писателей омского отделения.
Публиковался во многих литературных журналах.

Публикации автора

Add comment

Submit

Нас читают

© 1992 - 2024 «Freedom of Speech». All rights reserved. Russian Speaking Community in Atlanta Русская газета в Атланте, Новости, Реклама
0
Shares