Почему Петр I перенес столицу из Москвы в Петербург
Как свидетельствуют карты XVIII века, граница Московской Тартарии проходила совсем рядом с Москвой. Неудивительно, что такое опасное соседство очень беспокоило Романовых. Вероятно, поэтому Петр I принял единственно верное в такой ситуации решение — перенести столицу подальше, на болотистые берега Финского залива. Здесь, по его приказу, выстроили новую столицу — Петербург (который и до Петра Первого именовался шведами Петербург, но это отдельная история). Это место было удобно для Романовых в нескольких отношениях. Во-первых, теперь столица оказалась вдали от ордынской Московской Тартарии. И сюда труднее было добраться. Кроме того, если сибирско-американская Орда нападет, то из Петербурга куда легче убежать на Запад, чем из Москвы. (Отметьте, что нападения по морю С ЗАПАДА Романовы почему-то не боялись.) В Петербурге достаточно сесть на корабль, стоящий у порога царского дворца и быстро отплыть в Западную Европу. То есть, к своим, на историческую родину прозападного дома Романовых.
Официальное романовское объяснение мотивов переноса столицы России из Москвы в Петербург не очень убедительно. Мол, Петр I «прорубал окно в Европу», отсюда легче торговать. Но, в конце концов, торговать с берегов Финского залива можно было, и не перенося туда столицу. Построили бы просто большой торговый порт, а при нем — город. Но зачем делать его столицей государства?! Вдохновенный тезис о «прорубании окна» сейчас нам становится понятным. Как мы уже сказали, Романовы, захватив власть в России, «прорубили окно в Европу» для сохранения своих прежних прочных родовых связей с Западом. И, повторим, на случай возможного бегства от ослабевшей, но все еще очень опасной для Романовых Московской Тартарии. Бывшей, напомним, до XVIII века САМЫМ БОЛЬШИМ ГОСУДАРСТВОМ В МИРЕ. О чем нам простодушно сообщает Британская Энциклопедия 1771 года.
Таким образом, теперь становится более понятным перенос Романовыми столицы из теплой континентальной Москвы в холодный Петербург на топких прибрежных болотах. К тому же время от времени затапливавшийся сильными наводнениями.
Когда Сибирь стала местом ссылки
Отметим еще одно важное обстоятельство. СИБИРЬ становится местом массовой ссылки лишь через 20-30 лет после Пугачева. А до этого все попытки ссылать в Сибирь «оканчивались неудачей». Сообщается следующее: «В течение всего XVIII века постоянно предпринимались, иногда в широких размерах, опыты по заселению Сибири ссыльными и даже ссыльнокаторжными — но ВСЕ ОНИ ОКОНЧИЛИСЬ ПОЛНОЙ НЕУДАЧЕЙ … Возникший в 1799 г. широкий проект заселения Забайкалья 10000 ссыльных из числа не каторжных преступников, отданных в зачет рекрутской повинности крепостных крестьян и отставных солдат, не удалось довести до конца…. Систематическая разработка проекта о принудительной колонизации Сибири ВПЕРВЫЕ БЫЛА ПРЕДПРИНЯТА СПЕРАНСКИМ, который … составил план обширного ее преобразования, послуживший основой ИЗДАННОГО В 1822 ГОДУ УСТАВА О ССЫЛЬНЫХ», статья «Ссылка».
Огромную государственную систему СИБИРСКОЙ ССЫЛКИ И СИБИРСКОЙ КАТОРГИ создали только в XIX веке, причем, в первую очередь — с целью ЗАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ ВЫХОДЦАМИ ИЗ СРЕДНЕЙ РОССИИ, статья «Ссылка». Город Тобольск, например, стал постоянным местом ссылки лишь с 1790 года, когда туда сослали А.Н.Радищева, с.1092. Потом туда сослали декабристов. Но до 1790 года, на протяжении всего XVIII века в Тобольск почему-то не сослали никого.
В XVIII веке ссылали, в основном, на Соловецкие острова, в Пустозерск. То есть — на север, а не на восток. Давайте посмотрим — когда начались регулярные ссылки в Сибирь.
Все понятно. До конца XVIII века Романовы не могли ссылать в Сибирь по той простой причине, что ОНА ИМ НЕ ПРИНАДЛЕЖАЛА. И лишь после победы над Пугачевым, Санкт-Петербург получил, наконец, возможность ссылать в Сибирь.
Суворов о своем участии в пугачевской войне. Какими средствами Панин и Суворов добились победы над «Пугачевым»
Приведем здесь полностью отрывок из известной «Автобиографии» Суворова, где он говорит о своих действиях против «Пугачева». Правда, Суворов нигде не употребляет имени «Пугачев», называя своего противника только безлично — «разбойником» или «злодеем».
«В силу именного высочайшего повеления, где прописано ехать мне в Москву, в помощь генералу князю Михаиле Никитичу Волконскому, отбыл я тотчас из Молдавии и прибыл в Москву, где усмотрел, что мне делать нечего, и поехал далее внутрь, к генералу графу Петру Ивановичу Панину, который при свидании, паки мне высочайшее повеление объявил о содействии с ним в замешательствах и дал мне открытой лист о послушании меня в губерниях воинским и гражданским начальникам. Правда, я спешил к передовым командам и не мог иметь большого конвоя, — так и не иначе надлежало — но известно ли, с какою опасностью бесчеловечной и бесчестной смерти? Сумасбродные толпы везде шатались; на дороге множество от них тирански умерщвленных, и не стыдно мне сказать, что Я НА СЕБЯ ПРИНИМАЛ ИНОГДА ЗЛОДЕЙСКОЕ ИМЯ; сам не чинил нигде, ниже чинить повелевал, ни малейшей казни, разве гражданскую, и то одним безнравным зачинщикам, по усмирял человеко-любивною ласковостию, обещанием высочайшего императорского милосердия.
По прибытии моем, в Дмитриевском сведал я, что известной разбойник — в близости одной за Волгою слободы; несмотря на его неважную силу, желал я, переправясь, с моими малыми людьми на него тотчас ударить; но лошади все выбраны были, чего ради я пустился вплавь, на судне, в Царицын, где я встретился с г.Михельсоном.
Из Царицына взял себе разного войска конвой на конях и обратился в обширность уральской степи за разбойником, отстоящим от меня верстах в четырех. Прибавить должно, что я, по недостатку, провианта почти с собою не имел, но употреблял место того рогатую скотину, засушением на огне мяса с солью; в степи я соединился с гг. Иловайским и Бородиным; держались следов и чрез несколько дней догнали разбойника, шедшего в Уральск. Посему доказательно, что не так он был легок, и быстрота марша — первое искусство. Сие было среди Большого Узеня. Я тотчас разделил партии, чтоб его ловить, но известился, что его уральцы, усмотря сближения наши, от страху его связали и бросились с ним, на моем челе, стремглав в Уральск, куда я в те же сутки прибыл.
Чего ж ради они его прежде не связали, почто не отдали мне, то я был им неприятель, и весь разумной свет скажет, что в Уральске уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного. Наших передовые здесь нечто сбились на киргизские следы, и, чтоб пустыми обрядами не продолжить дело, немедленно принял я его в мои руки, пошел с ним чрез уральскую степь назад, при непрестанном во все то время беспокойствии от киргизцов, которые ОДНОГО БЛИЖНЕГО ПРИ МНЕ УБИЛИ И АДЪЮТАНТА РАНИЛИ, и отдал его генералу графу Петру Ивановичу Панину, в Симбирске. В следующее время моими политическими распоряжениями и военными маневрами смуты башкирцов и иных без кровопролития сокращены, императорским милосердием.
Высочайшим императорским соизволением в 1776 году был я определен к полкам московской дивизии, в Крым».
Заметим следующее.
1) Описание Суворова его действий против «Пугачева» местами весьма туманно. В то же время, все остальные свои воинские деяния он описывает весьма четко. Создается впечатление, что здесь Суворов что-то недосказывает.
2) Крайне интересно признание Суворова, что ему ПРИХОДИЛОСЬ ПРИНИМАТЬ НА СЕБЯ ЗЛОДЕЙСКОЕ ИМЯ. То есть — ИЗОБРАЖАТЬ ИЗ СЕБЯ «ПУГАЧЕВА». Это признание приподнимает краешек завесы над тайнами «пугачевской» войны. По-видимому, Панин и Суворов осознавали, что не смогут победить противника в открытом бою просто потому, что их собственные войска в решающий момент перейдут на противоположную сторону. И потому, по всей видимости, прибегли к ПРОВОКАЦИИ. По-видимому, Суворов изображал из себя «Пугачева» и переманивал солдат Панина на свою сторону. То есть, якобы на сторону тобольцев. А затем хватал перебежчиков и жестоко наказывал их на виду у всех. Что, в конце концов, поселило в войсках страх и неуверенность перед переходом на сторону противника. Боясь попасть в ловушку, солдаты перестали перебегать. Тот же провокационный прием, по-видимому, применялся и для усмирения местного населения, тяготевшего к Тобольску и ненавидевшему Петербург.
3) Суворов лишь один раз вскользь упоминает Михельсона, сухо отмечая, что в Царицыне он «встретился с г.Михельсоном». При этом, Суворов ни слова не говорит о пресловутых «заслугах Михельсона» в войне против «Пугачева». Совершенно ясно, что Суворов таким образом выражает свое молчаливое НЕСОГЛАСИЕ с романовской версией, согласно которой основная заслуга в разгроме «Пугачева» принадлежала именно Михельсону.
B12 B13 Факты истории
