Вам всегда удается снимать то, что хочется. А вот Фрэнсис Форд Коппола как-то сказал, что никогда не сможет повторить успех "Крестного отца".
Ну, мне ужасно повезло. А потом, куда мне тягаться с Копполой и его бюджетами. Я никогда не работал со студиями, поэтому мне и не приходилось бороться с их диктатом. Индустрия благосклонна ко мне, она считает, что я снимаю дешевые фильмы. Если у фильма потенциал блокбастера - или этого 
эффекта ожидают от него студии, то они вкладывают в него порядка 50-80 миллионов долларов. Рядовой студийный фильм стоит около 30 миллионов. А мой - не больше 15 миллионов. Кому придет в голову из-за 15 миллионов портить себе жизнь. Только на наем сотрудников, которые бы за мной наблюдали, ушло бы гораздо больше. Даже если фильм провалится в прокате, студия от этого не разорится.
Однако вы снимаете фильмы с дорогими и известными актерами...
Я - как охотник за специальными предложениями. Звоню Шону Пену или Пенелопе Крус в тот момент, когда они свободны. Если в этот момент они бы вели переговоры о миллионном контракте, никто бы не стал со мной возиться. Но когда у них перерыв между съемками, они охотно соглашаются. Ведь и им иногда хочется проявить свое актерское мастерство, сыграть обыкновенных людей, а не супергероев в погонях, драках, перестрелках и со спецэффектами. К тому же я отношусь к ним с большим уважением и предоставляю им свободу.
Как вам удалось уговорить первую леди Франции, супругу президента, сняться в вашем фильме?
Однажды я завтракал у семейства Саркози. В комнату вошла Карла. Она необыкновенно красивая женщина, такая скромная и обаятельная. Мне очень захотелось ее увидеть в своем фильме, но зная, что у нее мало времени, я спросил ее, не хочет ли она сыграть маленькую роль, без репетиций, на один-два съемочных дня. Она ответила: почему бы и нет. Ей тоже хочется сказать своим внукам, что она снималась в кино.
Вам самому хотелось бы жить в другую эпоху?
Мы все очень избалованы. Вечно всем недовольны, хотим куда-то сбежать, что-то изменить. Жизнь, правда, тоже сложна и непонятна, в ней возникает много вопросов, на которые никто не знает ответов. Вот мы и фантазируем, бежим в прошлое, ищем лучшей доли. Я бежать никуда не собираюсь: достаточно представить, что раньше у зубного врача даже не было в кабинете кондиционера.
Многое в жизни бессмысленно. Это раздражает?
Да, самое бессмысленное в нашем мире - политика. Искусственное чувство массовости отвлекает от бытия. Один идиот делает вид, что в чем-то разбирается, а другие так не считают: выходят бурные дебаты. А какой в этом смысл? Одни обсуждают, когда начать войну, другие - какой взять на фестиваль смокинг. Все суета. Каждый бьет себя в грудь и утверждает, что знает единственную правду. На самом деле мы просто пытаемся быть занятыми, чтобы не задаваться лишними вопросами. Одни занимаются искусством, другие - политикой или психоанализом, третьи считают оргазмы.
Во многих ваших фильмах, включая "Полночь в Париже", проходит мысль о том, что только секс может спасти от сомнений и страха.
Из всех перечисленных времяпровождений я бы выбрал именно его. Жизнь состоит из решений. Человек их принимает сознательно и подсознательно каждые пару секунд. Они могут быть разного уровня. Съесть мне сыр или ветчину? Пойти в душ или ванну? Устроить демонстрацию за права животных - или людей? Одно из самых приятных времяпровождений заключается в общении с противоположным полом. И здесь можно принять столько решений, что на всю жизнь хватит. Например, любит - не любит, позвонит - не позвонит, пересплю я с ним сегодня - или в следующий раз? Потом появляется семья, и вопросов возникает еще больше. Хотим мы одного ребенка или двух? Будем жить в городе или деревне? И так, пока задаешь вопросы и отвечаешь на них, незаметно и старость наступает. А с ней приходят и новые вопросы, типа: принять таблетку от ревматизма или от давления?
Вы как-то сказали, что вас не интересует бессмертие ваших фильмов, что вы сами предпочли бы жить вечно. Вы верите в бога?
Завидую тем, кто верит в бога. Сам я ни во что не верю. Это заложено генетически: либо есть вера, либо ее нет. Наверное, для интеллектуала искусство - и есть религия. Если веришь в него, то становишься бессмертным. Если я говорю, что не знаю, хочу ли жить вечно, то меня начинают упрекать: "Твои фильмы будут жить за тебя!" Очень надо! Я бы хотел лучше быть сам молодым, здоровым и наслаждаться жизнью, чем кто-то потом - моими фильмами. Искусство может быть такой же иллюзией, как политика, вера в рай и ад. Что мне с того, если через сто лет мой фильм покажут по телевидению, если меня уже не будет в живых!
Раньше вы сами снимались в ваших картинах, а сейчас уже нет.
А кому понравится наблюдать за влюбленным старцем? Не поддавайтесь на обман, если видите меня в тех же вельветовых джинсах и с очками в толстой оправе, как много лет назад. С тех пор я очень изменился. Например, я все стараюсь подсесть к вам поближе, как старый онанист. Вам может показаться, что я к вам в декольте заглядываю, а я просто ничего не слышу. Мне даже прописали какой-то аппарат, но я не умею им пользоваться. Его нужно постоянно прочищать, что-то там менять, на это у меня нет терпения. Я вам скажу: в старости нет ничего хорошего. С годами нисколько не умнеешь, наоборот, теряешь последний рассудок. Начинает болеть сердце, пошаливает печень, глаза ничего не видят, начинается склероз, понос, пульс слабеет и ноги еле тебя носят. Но главное разочарование - уже не удается затащить ни одну красотку в постель. А кому на экране нужен слепой старец, гоняющийся за Скарлетт Йоханссон?.. Вот если бы за ней бегал Леонардо Ди Каприо - другое дело.
Может быть, за Скарлетт Йоханссон гоняться и не следует, а вот если бы на ее месте была Дайан Китон, могло бы получиться романтично.
С Дайн Китон закрутить интрижку? Но чем мы с ней потом будем заниматься? Никому не интересно наблюдать за двумя пенсионерами, которые с одышкой возятся в постели!
Вы скромничаете. У вас ведь жена на 40 лет вас младше.
И поэтому многим кажется, что она должна меня боготворить. На самом деле, она абсолютно не интересуется моими фильмами, не посмотрела и половины из них, постоянно меня критикует и ненавидит, когда я играю на кларнете. Правда, в последнее время я часто снимаю в Европе, а она любит путешествовать.
Да, в последнее время разные европейские города частенько мелькают в вашем маршруте: Лондон, Барселона, Париж...
В Париж я влюбился еще в середине 1960-х, когда приехал на съемки "Что нового, киска?". До этого я знал его, как многие американцы, по фильмам. Тогда же, как и мой герой в фильме, я задумался: не снять ли мне в Париже квартиру, чтобы ездить туда-сюда? Но в тот момент я еще не насытился Нью-Йорком. Сейчас жалею об этом решении.
Если бы вы тогда не вернулись в Нью-Йорк, то не сняли бы все ваши замечательные картины про Манхэттен...
Эти образы я мог бы создать где угодно. Вы думаете, что если я живу на Манхэттене и каждый день шатаюсь по его улицам, то их я вам и показываю? Ошибаетесь. Я показываю то, что мне хочется видеть. Свое эмоциональное ощущение от города, его субъективную картину. Какой-нибудь другой режиссер снял бы мой фильм по-другому.
Режиссеры "новой волны" оказали на вас влияние?
Когда я был молод, то развивался под влиянием европейского кино: Годар, Феллини, Трюффо, Бергман. Тогда они были новы и непонятны. Мне казалось, что вот это и есть искусство. Я с детства смотрел Годара или Рене, и теперь мои фильмы похожи на их фильмы. Но я не подражаю им сознательно. Привычки закладываются с детства. У Стивена Спилберга, например, все выходит по-другому: видимо, в детстве он увлекался фильмами про летающие тарелки и инопланетян.
Татьяна Розенштайн 
