Болезнь и власть

 

 

Все мои рассуждения построены на том, что написано об этих людях, и что удалось обнаружить о них. К счастью, есть богатая биографическая литература, есть их собственные слова и речи”.

 

 

 

С такой оговорки началось мое интервью с Дэвидом Оуэном, автором только что вышедшей в русском переводе книги "История болезни. Недуги мировых лидеров последнего столетия".

Более подходящего автора для такого захватывающего исследования отыскать было бы трудно, ведь Оуэн – профессионал и в политике, и в медицине, и в этом труде он объединил две свои страсти.

 

 

И врач, и политик

В 1992 году после ухода из активной политики он, как это нередко бывает с крупными британскими политиками в отставке, был удостоен титула лорда и теперь, как это принято в Британии, все называют его лорд Оуэн.

В 1977-79 годах в лейбористском правительстве Джеймса Каллагэна Дэвид Оуэн был министром иностранных дел, затем вышел из состава лейбористов и основал свою собственную Социал-демократическую партию, в 90-е годы был сопредседателем Международной конференции по бывшей Югославии.

К моменту своего первого избрания в парламент в 1966 году Оуэн уже семь лет проработал в качестве врача в лондонской больнице Святого Фомы – огромном здании на берегу Темзы, прямо напротив здания парламента и, как он пишет в предисловии к книге, первое время беспрестанно бегал по мосту туда-сюда - из больницы в парламент, из парламента в больницу.

Книга толстая, обстоятельная, разбита на части, в каждой из которой главы названы по именам политиков - от Теодора Рузвельта до Джорджа Буша и Тони Блэра.

Политики болеют так же, как и мы все, простые смертные, тем более, что во главе государств и правительств оказываются, как правило, люди скорей постарше, чем помоложе.

Болезни бывают самые разные - полиомиелит, которым страдал Франклин Рузвельт, и из-за которого он провел практически весь свой президентский срок в инвалидном кресле.

Болезнь эта, однако, практически не влияла на ясность его ума и способность принимать решения.

А вот перманентное болезненное состояние сенильного советского руководства первой половины 80-х сильно повлияло на состояние страны. И той, и другой теме Оуэн посвящает по главе своей книги.

 

Профессиональная болезнь политиков

Мне, однако, никогда не приходило в голову, что может существовать нечто вроде профессиональной болезни политиков.

Дэвид Оуэн очень много говорит о так называемом гибрис-синдроме. Понятие это в русском языке не очень известное, происходит от древнегреческого “гибрис” или “хюбрис” и обозначает чрезмерную самоуверенность, категоричность, нетерпимость к критике, веру в собственную непогрешимость и чуть ли не божественное предназначение.

Все эти черты малосимпатичные, но в какой степени можно квалифицировать их как заболевание?

“Гибрис-синдром, - отвечает на мой вопрос лорд Оуэн, - понятие в науке относительно новое, и окончательного признания как болезнь еще не получил. Я надеюсь, что это произойдет. Вот уже пять лет, как я пишу о нем в специальных медицинских журналах, книгах, выступаю с докладами, материалы на эту тему все чаще и чаще и на все более и более высоком уровне становятся предметом научных дискуссий в медицинских кругах".

"Вопрос о том, болезнь ли это или нет, я оставлю пока открытым, но это синдром власти, это то, что философ Бертран Рассел называл "опьянением властью". Для некоторых людей он становится неизбежным спутником власти. Мы должны об этом знать, должны быть настороже при всяком появлении первых же его симптомов. Ведь политики подвержены ему особенно часто. Как, впрочем, и другие, наделенные властью люди - крупные военные, промышленники, финансисты”, - продолжает автор книги.

 

Гитлер

“Гибрис” и “Немезис” – “Надменность” и “Возмездие” - так назвал две свои книги о Гитлере британский историк Иэн Кершоу.

Однако, кроме гибриса, Гитлер дал врачам еще немало поводов усомниться в своем здоровье - как физическом, так и психическом.

“К концу жизни, незадолго до самоубийства Гитлер принимал совершенно невероятное количество самых разных, в том числе и крайне экстравагантных препарататов, которые не могли, конечно, не сказаться на его состоянии здоровья, - рассказывает Дэвид Оуэн.

"В их числе были мышьяк, амфетамины, кокаин и так называемые противогазовые таблетки, в которых содержался в небольших дозах стрихнин и атпропин. К тому же у него развилась болезнь Паркинсона - дрожала левая рука - и с 1943 года появились нарушения речи", - продолжает он.

"Но интереснее то, что происходило с ним десятилетием раньше - в 30-е годы. Совершенно очевидно, что уже тогда у него развился гибрис-синдром в крайней степени. Эта непоколебимая вера в себя позволила ему увлечь за собой и весь немецкий народ. Не следует забывать, что он пришел к власти путем демократических выборов, и лишь затем у него развилась и паранойя, и жестокость, и все то зло, которые мы привыкли отождествлять с третьим рейхом”, - добавляет Оуэн.

 

Сталин

Прозвучало слово паранойя - термин чаще всего употребляемый по отношению к современнику, сначала союзнику, а затем заклятому врагу Гитлера - Иосифу Сталину.

Да, у него были проблемы с сердцем, был атеросклероз, но главная сталинская болезнь, по убеждению Оуэна, - конечно же, паранойя.

“Эта паранойя росла чем дальше, тем больше, и постепенно общаться с ним, иметь с ним дело становилось очень и очень трудно, - рассказывает лорд Оуэн. - В той или иной мере паранойя присуща нам всем, но у Сталина она, безусловно, достигла патологического уровня".

"Он ко всем относился с крайней подозрительностью, в том числе и к врачам - после знаменитого дела врачей он доверял только своему помощнику Поскребышеву, в прошлом фельдшеру, который и назначал ему всевозможные таблетки и микстуры", - поясняет он.

"Паранойя была с ним по видимому всегда, но развилась она и стала особенно заметной после убийства Кирова в 1934 году”, - считает Оуэн.

 

Откровенность и скрытность

Болезнь политика, особенно болезнь, влияющая на принятие ключевых решений, не может быть делом частным, однако веками, вплоть до сегодняшнего дня, политики и их окружение нередко стремятся скрыть заболевание лидера.

Тенденция к открытости и гласности в этом вопросе стала проявляться лишь в послевоенные годы, и до сих пор, как рассказывает лорд Оуэн, даже в самых демократических обществах приживается не без труда.

“Президент Эйзенхауэр был, пожалуй, первым крупным политическим лидером, который открыто и публично говорил о своих болезнях. К концу первого срока у него был инфаркт, о котором было объявлено. Он лечился в Колорадо и возвращаться в Белый дом не торопился. Однажды даже сказал: "Американцам в Белом доме калека не нужен". Обязанности были распределены между членами кабинета, и он не пытался делать вид, что управляет страной", - рассказывает Дэвид Оуэн.

"А вот преемник его, президент Кеннеди, действовал совершенно иначе. Он скрыл от общественности серьезное почечное заболевание - болезнь Аддисона, хотя оно причиняло ему страшные боли, от которых он спасался наркотическими веществами”, - дополняет картину автор книги.

“Это ему удавалось, - продолжает лорд Оуэн, - и в нужные моменты он излучал молодость и здоровье. Особенно характерны в этом смысле его теледебаты с Ричардом Никсоном во время президентских выборов 1960 года. Никсон потел, был бледным, измученным и сильно проигрывал в облике бронзово-загорелому Кеннеди. Никто, однако, не понимал, что эта бронзовая пигментация кожи - симптом болезни Аддисона".

"Кеннеди победил Никсона с ничтожным перевесом, и многие считают, что, будь он тогда открыт и честен, и о его болезни было бы известно, то он вряд ли сумел бы выиграть выборы”, - считает Дэвид Оуэн.

 

Ельцин

Первый российский президент Борис Ельцин свои болезни не скрывал - о его инфарктах и сложнейшей операции шунтирования на сердце писали все.

Однако гораздо большую обеспокоенность вызывало его пристрастие к спиртному. Дэвид Оуэн хотя и признает, что Ельцин действительно пил, считает, что обострения алкоголизма случались с ним на фоне отказа действия нитроглицерина и не сказывались так уж серьезно на его способности руководить страной.

“Я хорошо помню период, когда он действительно здорово пил, и мне доводилось встречаться с ним тогда и слышать, как он выступает в закрытой от прессы обстановке - на приеме в загородной резиденции британского премьер-министра. Это был сжатый, очень ясный и четкий анализ проблем, которые стояли в тот момент перед Россией и миром", - вспоминает Оуэн.

"У этого человека с головой все в порядке" – помню, сказал я сам себе тогда. Конечно, он немало повредил своему имиджу, когда пьяный стал дирижировать оркестром в Берлине. Россиянам с их чувством национальной гордости это не могло понравиться, и именно на этом контрасте во многом зиждется популярность Путина, который умело закрепил в массовом сознании образ лидера, восстанавливающего национальную гордость и величие России", - продолжает он.

"В какой-то степени это было действительно необходимо, но я уверен, что Ельцин останется в истории как человек, совершивший радикальный поворот в истории России, поставивший ее на путь рыночной экономики и демократизации. Это требовало мужества и смелости, путь этот был нелегким, и именно таким останется, на мой взгляд, наследие Ельцина”, - добавляет мой собеседник.

 

Кому должен служить врач?

Болезнь политика или государственного лидера может превратиться в серьезную проблему государственного значения - если она скрывается от общества или если, как это бывает в авторитарных, тоталитарных режимах, при всей очевидности болезни лидера, в обществе нет механизмов замены его.

С другой стороны, подлинная или мнимая болезнь может превратиться и в инструмент политической борьбы.

Достаточно вспомнить отставку "по состоянию здоровья" в 1964 году Никиты Хрущева или объявленную путчистами в 1991 году неспособность Михаила Горбачева оставаться во главе политического руководства СССР.

В такой ситуации огромная ответственность падает на плечи врачей - хотя и они далеко не всегда независимы от своих пациентов или их окружения.

“Это очень и очень сложный вопрос, - считает лорд Оуэн. - Политические лидеры нередко говорят о своем здоровье заведомую неправду и рассчитывают, что точно так же говорить неправду об их болезни будут и их врачи. Это сложная профессионально-этическая ситуация".

"По сложившейся веками еще со времен Гиппократа традиции врач обязан руководствоваться в первую очередь интересами больного и не имеет права разглашать обстоятельства его болезни. Поэтому, когда публикуется подписанный врачом бюллетень о состоянии здоровья того или иного известного и могущественного человека, мы должны осознавать, что там далеко не всегда содержится правда”, - уточняет автор книги.

“Практика эта, убежден лорд Оуэн, должна быть изменена. Личный врач не должен подписывать бюллетень о состоянии здоровья своего пациента. Заключение должен делать независимый врач или медицинская комиссия. В связи с этим неизбежно встает вопрос: не имеет ли политик или государственный деятель такого же права на частную жизнь, как и все мы. Ответ прост - нет, не имеет".

"Если ты берешь на себя ответственность стать во главе государства или правительства, ты обязан быть полностью откровенен со своими избирателями о состоянии своего здоровья. Они сами решат, повлияет ли твое состояние здоровья на способность выполнять свои обязанности", - говорит он.

"Заняв ответственный пост, ты перестаешь быть частным лицом и теряешь право на частную жизнь. Это касается всего - твоих заработков, твоей собственности. И надо сказать, что сейчас в этом смысле наметился явный прогресс. Уже практически невозможно бороться за пост президента США, не предоставив огласке полную и исчерпывающую информацию о своем здоровье", - считает Дэвид Оуэн.

"Сенатор Маккейн во время борьбы за Белый дом с Бараком Обамой опубликовал множество данных о состоянии своего здоровья. У него была меланома - рак кожи. В целом люди были удовлетворены, и так оно и в общем-то и оказалось - со времен выборов прошло два с половиной года, и сенатор Маккейн, хоть он их не выиграл, по-прежнему пребывает в крепком здравии”, - заключает автор книги.

Александр Кан