В очередной раз впечатлена израильской медициной. Дело вовсе не в новейших технологиях или супер-лекарствах. Я об отношении к маленьким пациентам. Нашей Лизке назначили небольшую операцию. Ничего особенного, пупочная грыжа. До четырех лет здесь ждут, что само рассосется, а если надежды не оправдались - врачи помогают природе. Две недели назад хирург ощупал живот нашей дочки, сказал, что придется оперировать. И назначил дату.
Ночь накануне я не спала, изводя себя мыслями: много ли она будет плакать, как ей будет страшно, а не потеряет ли она доверие к маме и папе, отдавшим ее злым дядькам со скальпелем в руках.
И вот сегодня в 11 утра мы, как и было назначено, появились на пороге детской хирургии. Встречал нас клоун. Красный нос, ботинки 53 размера, шляпа. Когда он снял ее в знак приветствия, и на лысине обнаружился Губка Боб, то даже я, несмотря на свои нервы, чуть не прыснула от смеха.
Но нашу Лизуню клоунадой не возьмешь. Во-первых, она побаивается странно одетых людей. Во-вторых, ей был понятно, что здесь что-то не так. Утром я предупредила ее об операции, и хотя она слабо представляла, что это такое, но извечный страх перед «людьми в белых халатах» (в "Ассуте", кстати, халаты зеленого цвета) привел ее в состояние тихой паники. Поэтому Лиза из вежливости скроила слабое подобие улыбки и тихо сказала мне: «Можно, он уйдет?».
Клоун не обиделся. А подарил Лизе светящуюся черепашку на веревочке. Дочь немного потеплела. И согласилась порисовать вместе с девушкой-аниматором. Та к ребёнку слишком не приставала, просто села рядом с ней и стала рисовать цветочек. Лиза же неожиданно для меня нарисовала клоуна. Пока они были увлечены рисунком, я заполняла бумаги, отвечала на вопросы медсестер, короче, занималась формальностями.
Лизуня не без опаски переоделась в симпатичную синюю пижамку. Халат, бахилы и шапочку принесли и мне. Подошла приветливая анестезиолог, познакомиться. Лизуня продемонстрировала ей свои новые шлепки. Та рассмотрела диковину и отпустила комплимент. Потом появился наш хирург, почтенный профессор Виноград. Это походило на приём у принцессы.
Я наслаждалась каждой минутой Лизиного благодушия. Но, холодела я, какой же рев поднимется, когда она поймет, что ей предстоит, когда ее будут скручивать и отдирать от меня... Она и правда чуть захныкала, когда за нами пришли.
Привычная к таким сценам медсестра сказала: «Возьмите-ка ее на руки и идите за нами». Мы шли по коридорам, я несла Лизку, сердце мое колотилось со скоростью, наверное, 200 ударов в минуту. Но я отчетливо слышала, что Лизкино сердечко трепещет еще чаще.
В операционной нас ждала бригада. Все, кроме профессора, русскоговорящие. Лизкино настроение портилось с каждым мгновением. Я внутренне сжалась, готовясь к борьбе с собственным дитя ... Лизка вцепилась в меня и набрала полные легкие воздуха, чтоб заорать. Но анестезиолог Наташа протянула нам маску, еще без газа: «Понюхайте, чем пахнет».
Я поднесла маску к лицу: совершенно отчетливо пахло клубникой. Глядя на меня, Лизуня тоже прислонила маску к мордашке. Анестезиолог быстро открыла вентиль с клубничным газом. Лизка дернулась и бросила на меня отчаянный взгляд, но Наташа вдруг показала ей пальцем: «Ой, смотри, мультики про Дору!» ... Полстены в операционной занимал экран, и там шёл наш любимый мультфильм. Я подумала, что тоже нюхнула веселящего газа. Ну не может такого быть!
И через пять секунд Лиза обмякла, медсестра быстро вынула из детских ручонок игрушки, сняла светящуюся черепашку с шейки, а с ног - тапочки и вручила мне со словами: «Идите-ка, попейте кофейку». Когда я выходила из хирургического блока, телефон булькнул сообщением: «Операция у Елизаветы Пашковой началась».
Мы пошли утешаться кофе с бутербродами. Однако не успела я допить свою чашку, как пришла новая смска «Операция успешно завершена. Елизавета переведена в реанимацию».
Когда мы вбежали в палату, ничего не соображающая Лизка дралась с медсестрами. Она билась о решетку кровати, как дикая рысь о прутья клетки, засветила одной медсестре пяткой в нос и выдрала из вены катетер.
Увидев меня, одна из теток опустила бортик, пока другая удерживала беснующегося ребенка, и скомандовала: «Ложись к ней!». «Как?!» - не поняла я. «Ложись и положи ее на себя. И ей будет легче и тебе проще». Так я и сделала: прямо в обуви взобралась на кровать, обхватила дочку руками и стала ей тихо напевать. Она почти сразу успокоилась и задремала. «Боевая у вас девка, молодец» - сказала медсестра, потирая ушибленный нос.
Еще через несколько минут Лизуня открыла глаза и посмотрела вокруг уже вполне осмысленно. Медсестра подошла и спросила: «Мороженого хочешь?». Глядя, как Лизка уплетает мороженное, я испугалась: а вдруг она теперь будет мечтать о том, чтобы попасть в больницу?
Нас выписали через два часа. Профессор, глянув на Лизкин живот, весело сказал: сегодня не мыться, на батуте не прыгать, в догонялки не играть и гантели не поднимать. А все остальное - как обычно. Если будет жаловаться на боль, дать лекарство.
Мы отсутствовали дома четыре часа. О том, что она сегодня пережила, Лизка вспомнила только вечером, когда раздевалась ко сну и обнаружила заклеенный пластырем пупок.
