За фразу «путь покойного был сложный и противоречивый» Корней Чуковский еще при жизни разрешал «давать по морде»
В дневнике переводчика и мемуариста Федора Фидлера рассказывается, как в 1914-м они с Чуковским фотографировались у Карла Буллы. Молодого литератора сначала спросили, «не желает ли он убрать свои космы». — «Нет, потому что тогда я буду не я». Потом посоветовали «чуть спрятать слишком крупные руки». «Руки — это лучшее, что у меня есть», — ответил Чуковский.
Процесс «форматирования» нестандартного писателя продолжался и после его смерти. Об этом - впервые опубликованные в сборнике воспоминания Дмитрия Чуковского "Как хоронили моего деда".
Чиновники во главе с куратором писательских похорон Сергеем Михалковым осторожно выясняли, не приедет ли в Переделкино Солженицын, и изо всех сил старались не допустить неформальных выступлений. Хотя, как свидетельствовал литературовед Юлиан Оксман, бояться было нечего: демонстрация всеобщего единения и так была малодоступной роскошью.
Да и сейчас деловые родители, не очень хорошо разбирающиеся в литературных приемах и тонкостях стихосложения, настойчиво требуют разъяснений, зачем их детей пугают «Тараканищем» или, по крайней мере, желают знать, изображен ли в этой сказке Сталин. Упрямые творческие «космы» никак не желают укладываться и поныне. История о том, как "оформлялось" имя Чуковского в официальных документах, уже стала анекдотической классикой: «Основоположники советской детской литературы Чуковский, Маршак», потом — «Маршак, Чуковский», затем — «Маршак, Михалков, Барто, Чуковский», а после войны — «Михалков, Барто, Маршак и др.». Нынешний сборник стал частью процесса возвращения Чуковскому «неотредактированной» памяти.
Это возвращение включало и собрание сочинений в 15 томах, с двумя томами писем и тремя — дневников, и обновленное переиздание «Чукоккалы», и книгу Ирины Лукьяновой в серии «ЖЗЛ», и творческую, подвижническую работу сотрудников Дома-музея Чуковского в Переделкино. В 2004 году был создан сайт www.chukfamily.ru, где уже сейчас можно прочесть некоторые тексты из новой книги, а воспоминания Лидии Корнеевны Чуковской «Памяти детства», написанные в начале 1970-х и опубликованные в России в 1989-м, воспроизводятся полностью.
О дореволюционных лекциях Чуковского очень по-разному рассказывали Василий Розанов, Бенедикт Лившиц и Мариэтта Шагинян. В разделе «Талант жизни» приводятся свидетельства четверых внуков Чуковского. Наталья Костюкова напоминает о лучшем на свете способе общения с маленькими детьми:
- А сам К.И., как только приходил к нам, сразу хватал с полки книгу стихов и начинал читать нам. И не любые стихи, а те, которые мы сами могли и не узнать. Например, Мятлева, Курочкина, переводы из Гейне.
В этом же разделе — мемуары Леонида Пантелеева, Виктора Некрасова, Юрия Коваля. Ровно посередине сборника разместились два текста Евгения Шварца — «Белый волк» и «Некомнатный человек», в которых одни и те же свидетельства преподносятся то со знаком минус, то со знаком плюс. В одном — «недобрая сила» и пыльный ветер «самум», в другом — «выразительные серые глаза», которые все понимают.
Как предполагают составители, Шварц, «написав «Белого волка», неожиданно столкнулся во время одной из поездок с самим Чуковским, который предстал перед ним в совершенно ином свете. Возможно, чувство вины за карикатуру, которая уже была написана, заставило его согласиться на своеобразную «работу над ошибками».
Сдержанное, стильное оформление объемной книги как будто предупреждает: здесь не будет «избитых истин о том, что Чуковского знают и любят дети и взрослые», или фраз вроде «путь покойного был сложный и противоречивый» — за такое Чуковский еще при жизни разрешал «давать по морде».
