November 07, 2024
ukraine support 1 ukraine support 2
Лев Александрович Нарышкин Лев Александрович Нарышкин Русский литературный анекдот

Лев Александрович Нарышкин (26 февраля (9 марта) 1733, Санкт-Петербург, — 10 (21) декабря 1799, Санкт-Петербург) — обер-шталмейстер из рода Нарышкиных, знаменитый придворный балагур и повеса времён Петра III и Екатерины II.

Однажды императрица Екатерина, во время вечерней эрмитажной беседы, с удовольствием стала рассказывать о том беспристрастии, которое заметила она в чиновниках столичного управления, и что, кажется, изданием «Городового положения» и «Устава благочиния» она достигла уже того, что знатные с простолюдинами совершенно уравнены в обязанностях своих перед городским начальством.
— Ну, вряд ли, матушка, это так,— отвечал Нарышкин.
— Я же говорю тебе, Лев Александрыч, что так,— возразила императрица,— и если б люди и даже ты сам сделали какую несправедливость или ослушание полиции, то и тебе спуску не будет.
— А вот завтра увидим, матушка,— сказал Нарышкин,— я завтра же вечером тебе донесу.

И в самом деле на другой день, чем свет, надевает он богатый кафтан со всеми орденами, а сверху накидывает старый, изношенный сюртучишка одного из своих истопников и, нахлобучив дырявую шляпенку, отправляется пешком на площадь, на которой в то время под навесами продавали всякую живность.
— Господин честной купец,— обратился он к первому попавшемуся курятнику,— а по чему продавать цыплят изволишь?
— Живых — по рублю, а битых — по полтине пару,— грубо отвечал торгаш, с пренебрежением осматривая бедно одетого Нарышкина.
— Ну так, голубчик, убей же мне парочки две живых-то.

Курятник тотчас же принялся за дело: цыплят перерезал, ощипал, завернул в бумагу и завернул в кулек, а Нарышкин между тем отсчитал ему рубль медными деньгами.
— А разве, барин, с тебя рубль следует? Надобно два.
— А за что ж, голубчик?
— Как за что? За две пары живых цыплят. Ведь я говорил тебе: живые по рублю.
— Хорошо, душенька, но ведь я беру неживых, так за что ж изволишь требовать с меня лишнее?
— Да ведь они были живые.
— Да и те, которых продаешь ты по полтине за пару, были также живые, ну я и плачу тебе по твоей же цене за битых.
— Ах ты, калатырник! — взбесившись завопил торгаш,— ах ты, штгшманник этакой! Давай по рублю, не то вот господин полицейский разберет нас!
— А что у вас за шум? — спросил тут же расхаживающий, для порядка, полицейский.
— Вот, ваше благородие, извольте рассудить нас,— смиренно отвечает Нарышкин,— госнодкн купец продает цыплят живых по рублю, а битых по полтине за пару; так, чтоб мне, бедному человеку, не платить лишнего, я и велел перебить их и отдаю ему по полтине.

Полицейский вступился за купца и начал тормошить его, уверяя, что купец прав, что цыплята были точно живые и потому должен заплатить по рублю, а если он не заплатит, так он отведет его в сибирку. Нарышкин откланивался, просил милостивого рассуждения, но решение было неизменно: «Давай еще рубль, или в сибирку». Вот тут Лев Александрович, как будто ненарочно, расстегнул сюртук и явился во всем блеске своих почестей, а полицейский в ту же секунду вскинулся на курятника: «Ах ты, мошенник! сам же геворил живые по рублю, битые по полтине и требует за битых, как за живых! Да знаешь ли, разбойник, что я с тобой сделаю?.. Прикажите, Ваше Превосходительство, я его сейчас же упрячу в доброе место: этот плутец узнает у меня не уважать таких господ и за битых цыплят требовать деньги, как за живых!»

Разумеется, Нарышкин заплатил курятнику вчетверо и, поблагодарив полицейского за справедливое решение, отправился домой, а вечером в Эрмитаже рассказал императрице происшествие, как только он один умел рассказывать, прищучивая и представляя в лицах себя, торгаша и полицейскего. Все смеялись, кроме императрицы...

Жихарев С. П. Записки современника. М.— Л., 1955, с. 149—151.


 
В 1787 году императрица Екатерина II, возвращаясь в Петербург из путешествия на Юг, проезжала через Тулу. В это время, по случаю неурожая предыдущего года, в Тульской губернии стояли чрезвычайно высокие цены на хлеб, и народ сильно бедствовал. Опасаясь огорчить такою вестью государыню, тогдашний тульский наместник генерал Кречетникоз решился скрыть от нее грустное положение вверенного ему края и донес совершенно противное. По распоряжению Кречетникова, на все луга, лежавшие при дороге, по которой ехала императрица, были собраны со всей губернии стада скота и табуны лошадей, а жителям окрестных деревень велено встречать государыню с песнями, в праздничных одеждах, с хлебом и солью. Видя всюду наружную чистоту, порядок и изобилие, Екатерина осталась очень довольна и сказала Кречетникову: «Спасибо вам, Михаил Никитич, я нашла в Тульской губернии то, что желала бы найти и в других».

К несчастью, Кречетников находился тогда в дурных отношениях с одним из спутников императрицы, обер-шталмейстером Л. А. Нарышкиным, вельможей, пользовавшимся особым ее расположением и умевшим, под видом шутки, ловко и кстати высказывать ей правду.

На другой день по приезде государыни в Тулу Нарышкин явился к ней рано утром с ковригой хлеба, воткнутой на палку, и двумя утками, купленными им на рынке. Несколько изумленная такой выходкой, Екатерина спросила его:
— Что это значит, Лев Александрович?
— Я принес Вашему Величеству тульский ржаной хлеб и двух уток, которых вы жалуете,— отвечал Нарышкин.

Императрица, догадавшись в чем дело, спросила: почем за фунт покупал он хлеб?
Нарышкин доложил, что платил за каждый фунт по четыре копейки.

Екатерина недоверчиво взглянула на него и возразила:
— Быть не может! Это неслыханная цена! Напротив, мне донесли, что в Туле печеный хлеб не дороже копейки.
— Нет, государыня, это неправда,— отвечал Нарышкин,— вам донесли ложно.
— Удивляюсь,— продолжала императрица,— как же меня уверяли, что в здешней губернии был обильный урожай в прошлом году?
— Может быть, нынешняя жатва будет удовлетворительна,— возразил Нарышкин,— а теперь пока голодно.

Екатерина взяла со стола, у которого сидела, писаный лист бумаги и подала его Нарышкину. Он пробежал бумагу и положил ее обратно, заметив:
— Может быть, это ошибка... Впрочем, иногда рапорты бывают не достовернее газет.

Москвитянин, 1842, № 2, с. 475— 488.


 
Однажды Екатерина ехала из Петербурга в Царское Село, до которого верстах в двух сломалось колесо в ее карете. Императрица, выглянув из кареты, громко сказала: «Уж я Левушке (так называла она Л(ьва) А(лександровича)) вымою голову». Лев Александрович выпрыгнул из коляски, прокрался стороною до въезда в Царское Село, вылил на голову ведро воды и стал как вкопанный. Между тем колесо уладили, Екатерина подъезжает, видит Нарышкина, с которого струилась вода, и говорит:
— Что ты это, Левушка?
— А что, матушка! ведь ты хотела мне вымыть голову. Зная, что у тебя и без моей головы много забот, я сам вымыл ее!

Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895, с. 123—124.


 
Вариант. На одном из эрмитажных собраний Екатерина за что-то рассердилась на Нарышкина и сделала ему выговор. Он тотчас же скрылся. Через несколько времени императрица велела дежурному камергеру отыскать его и позвать к ней. Камергер донес, что Нарышкин находится на хорах между музыкантами и решительно отказывается сойти в залу. Императрица послала вторично сказать ему, чтобы он немедленно исполнил ее волю.

«Скажите государыне,— отвечал Нарышкин посланному,— что я никак не могу показаться в таком многолюдном обществе с «намыленной головой».
Русские эксцентрики и остряки// Искра,4859, № 40, с. 41.

По вступлении на престол императора Павла состоялось высочайшее повеление, чтобы президенты всех присутственных мест непременно заседали там, где числятся по службе.

Нарышкин, уже несколько лет носивший звание обер-шталмейстера, должен был явиться в придворную конюшенную контору, которую до того времени не посетил ни разу.
— Где мое место? — спросил он чиновников.
— Здесь, Ваше Превосходительство,— отвечали они с низкими поклонами, указывая на огромные готические кресла.
— Но к этим креслам нельзя подойти, они покрыты пылью! — заметил Нарышкин.
— Уже несколько лет,— продолжали чиновники,— как никто в них не сидел, кроме кота, который всегда тут покоится.
— Так мне нечего здесь делать,— сказал Нарышкин,— мое место занято.
С этими словами он вышел и более уже не показывался в контору.

Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. СПб., 1847. Ч. 2, с. 484.


C4 C5 Литературный анекдот

Rate this item
(2 votes)
Last modified on Wednesday, 10 February 2021 22:48
Cвобода Слова

Информационно-публицистическое издание в Штате Джоржия (Atlanta, GA) США с 1992 года.
Материалы подготовлены на основе информации открытых источников


При использовании наших материалов в публикацию необходимо включить: постоянную ссылку на статью, размещенную на нашем сайте
Мнения и взгляды авторов не всегда совпадают с точкой зрения редакции

Add comment

Submit

Нас читают

0
Shares