Пандемия – это новый, уникальный исторический опыт, когда человечество впервые осознает себя не абстрактным понятием, а целостным живым организмом, который отчаянно борется с нашествием микроорганизмов. Значимость этого события, на мой взгляд, выходит за рамки истории и принадлежит более масштабному процессу – антропогенезу, формированию человека как вида. Пока что рано судить об этом со строго научной точки зрения, поэтому рискну выдвинуть ряд вольных гипотез.
О том, что биологическая эволюция человека уступает место социокультурной, антропологи говорят уже много десятилетий, а в XXI веке обозначился новый вектор этого процесса, электронно-сетевой. Виртуальность в последние годы всё больше поглощала реал, и требовался только сильный толчок, смертельная угроза из самого реала, чтобы цивилизация стала стремительно переселяться в онлайн: политика, бизнес, производство, торговля, услуги, культура, образование, даже спорт... Это сильнейший и, возможно, решающий удар по медленной биологической эволюции – и невероятное ускорение технической и интеллектуальной.
По одной из основных версий антропогенеза, в эпоху миоцена глобальное похолодание вытеснило тропические леса саванной и прогнало приматов с деревьев на землю, что, собственно, и поставило их на ноги, освободило руки, позволило изготовлять орудия труда и превратило в "человека разумного". Теперь вирусы прогоняют человека из биосферы, запуская новый виток эволюции в ноосфере. Человек из лазающего и прямоходящего превращается в человека сидящего (перед экраном) – Homo Sedens.
С развитием цивилизации и с переходом к умственному труду и сидячему образу жизни всё больший перевес получают органы зрения и слуха. Через них проходит основной информационный поток, что выделяет человека среди других видов, более зависимых от непосредственного контакта с физической средой. Зрение и слух – дистанционные органы восприятия, они соответствуют новейшим требованиям социальной "дистанции" и "самоизоляции", которые, вследствие преимущественного развития этих органов, благоприятствуют сохранению человека как вида. Они не требуют прямого физического контакта и поэтому оказываются эволюционно выигрышными в условиях пандемии.
Легко представить такой шутливый, но по сути правильный лозунг: "Глаза и уши – лучшие противовирусные средства". Зрение и слух оперируют условными символами, опосредованными знаками: именно поэтому есть искусства речевые, звуковые, изобразительные (литература, музыка, живопись, кино и т.д.), но практически нет искусств, основанных на трёх других видах ощущений. Собственно, культура как таковая отдает приоритет "удалёнке" в самом физиологическом аппарате человека.
Да и вкусовые, обонятельные, осязательные ощущения со временем поддадутся трансляции в развитых нейросетях и будут выводиться на терминал. Пока же можно обойтись не слишком обременительной чувственной аскезой. Вот мы собрались на zoom-вечеринку, разговариваем, смотрим друг на друга, выпиваем, закусываем... Чего, собственно, не хватает? Рукопожатия при встрече? Аромата духов от собеседниц? Такая ли уж большая потеря?
Вообще традиционно считается, что тактильность относится к самым примитивным формам коммуникации: "Передача информации посредством осязания становится всё менее существенной в ходе человеческого развития – онто- и филогенеза. В культуре прикосновение не только имеет ограниченный коммуникативный потенциал, но также и репрессируется нормами разных обществ" (Winfried Noth. Handbook of Semiotics. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1995, p. 407). Тактильность глубоко архаична и магична. Издревле прикосновение составляло чувственную основу магии и священных символических действий – клятвы, присяги. Отсюда корневое родство слов "осязание" и "присяга" – оба от праславянского "сягати" ("касаться", "доставать"). Присяга, собственно, и означала прикосновение к предмету клятвы – земле, сердцу, знамени, книге и т.д. Да и сегодня глава государства, вступая в должность, приносит присягу, кладя руку на текст Священного писания или Конституции.
Дальнейшая судьба осязания в культуре Нового времени парадоксально связана с изменением понятий "такта" и "тактичности". В современном обиходе это умение соблюдать дистанцию, не навязывать другому человеку своих мнений или эмоций, искусство обходительного обращения с людьми (то есть "обхождения их на расстоянии"). Между тем слово "такт" в европейских языках происходит от латинского tactus – "прикосновение"; отсюда и понятие "тактильности". Что общего между "тактичностью" и "тактильностью"? Казалось бы, ничего. Но в том-то и дело, что тактичность изначально предполагает чувствительность, а значит, способность почувствовать другого посредством максимального сближения. Однако постепенно "тактичность" в современном смысле (который в английском языке прослеживается только с начала XIX века) отделилась от "тактильности" и противопоставила ей себя, как чувство дистанции. Чувствительность проявляется уже не в том, чтобы прикасаться к ближнему, а в том, чтобы избегать таких прикосновений, держаться на почтительном, деликатном расстоянии. И лишь в любовных или дружеских отношениях тактичность и тактильность заново сближаются, как, например, в письме Генри Джеймса его другу Мортону Фуллеру: "Вы красивы, вы более чем тактичны, – вы нежны, волшебно тактильны..." (Цит. по: Fred Kaplan. Henry James: The Imagination of Genius. New York: Morrow, 1992, p. 409)
Безусловно, чувство осязания более, чем все остальные, отвечает за наше представление о физической реальности в противоположность иллюзии, галлюцинации. Можно не поверить своим глазам или ушам, но трудно не поверить прямому прикосновению. "Неужели мне это не снится? Ущипните меня!" – такова вопросительно-восклицательная фразеология приведения себя в чувство, под каковым понимается прежде всего осязание – "щипок". Tango ergo sum: "Oсязаю, следовательно, существую". Мыслить (cogitare) можно и во сне, и в видениях, а вот щипок – это уже несомненная явь, начало пробуждения. Уход в онлайн – ход человечества в коллективные сны, в творческие фантазии, в глубину "я" и "мы".
Я не утверждаю, что человечество всё перейдет в онлайн, просто эта среда со временем окажется все более привычной и продуктивной для развития собственно человеческих способностей. Никто ведь не мешает людям лазить по деревьям, но с определенного эволюционного момента им стало привычнее ходить по земле. Вот так со временем, вероятно, человеку естественнее будет входить в онлайн, чем выходить на улицу. Меня эта перспектива совсем не восторгает, все мы люди довирусной эпохи, "уличные". Но я не исключаю, что уже наши внуки и правнуки будут воспринимать нас как "допотопных", "старорежимных" – в чём-то завидовать нам, но и посмеиваться, недоумевать.
Я не сомневаюсь, что нынешняя пандемия будет преодолена, человечество застрахуется от новых вирусов, сохранит и даже грандиозно расширит свое жизненное пространство, освоив другие планеты и звёздные системы. Но всё-таки толчок от нынешней пандемии окажется, полагаю, достаточно мощным, чтобы колонизация и новый фронтир цивилизации передвинулись вглубь виртуальных миров. Можно относиться к этому с печалью или сарказмом, можно представить грядущих луддитов, разбивающих электронные терминалы, как когда-то они ломали чулочные станки. Но индустриальную революцию они не смогли предотвратить...
Сейчас пришло время интровертов. Исследования показывают, что экстравертам гораздо труднее переходить на дистанционную работу. Преподаватели-экстраверты, например, гораздо больше устают, когда общаются со студентами с помощью системы zoom, а не в реале. Мне кажется, что "социальное дистанцирование" (на самом деле, оно физическое) способствует новым формам социализации, более тесному сближению людей. Я сейчас гораздо сильнее ощущаю человечество как единый организм, чем в "довирусную" эпоху массовых скоплений, туристических потоков, спортивных экстазов. Мы все сидим по домам, мы в одинаковых условиях временной "капитуляции" перед общим "врагом рода человеческого", но благодаря этому нам легче почувствовать общность своей судьбы, уязвимость своего вида.
Раньше думалось, что только пришествие инопланетян может нас объединить – такие мы разные по расе, этносу, полу, религии, идеологии. Но оказывается, "иновитяне", иные формы жизни тоже могут способствовать нашему объединению. И даже когда мы опять разбредемся из своих жилищ по улицам, вокзалам, аэропортам, космодромам, чувство скорбной паузы, месяцев совместно пережитого ужаса не исчезнет, но продолжит сплачивать нас. И, надеюсь, отодвинет угрозу новой мировой войны. Ведь все мы братья и сестры по человечеству, по легким, по сердцу, по кровеносным сосудам, и то, что нас сближает, – сама жизнь в её простейших основаниях, несравненно важнее того, что разделяет нас.
Михаил Эпштейн
российский и американский философ и культуролог
